Она передала коляску подошедшему охраннику.

– Не знаю, что за блажь тебе в голову пришла, но я даже рада, что ты позвонил.

– Заходи…

– Как-то… неудобно, что ли.

– Серьёзно. Хочешь одна, хочешь с детьми… племянники как-никак. Или с Викушей… скажи, издеваться не стану. Ну и с квартирами… с чем-чем, а с такой ерундой помогу. И Ленке скажу…

Я подал руку.

И Виолетта коснулась её осторожно, будто до конца не веря.

– Ты знаешь, что если я решил, то так оно и будет, – говорю, глядя в её глаза, и вижу в них… тень? Нет, мерещится. Просто Виолеттка стоит так, боком. – Так что лучше сама выбери, а то ж я могу и на свой вкус…

– Вот-вот… куда ж Громов и без угроз, – сестра убирает руку.

И тень исчезает.

– Увидимся, – говорит Виолетта более уверенно.

– Не спеши, – сказал я охраннику, который явно готов был отправить меня в палату.

Я смотрел Виолетте в след, но… ничего. Тень показалась? Или уже просто я настолько хочу её увидеть, что сам себя накручиваю.

– Ладно, поехали…

И коляска развернулась. Надо будет и завтра выбраться, раз уж можно. Ну или выпустят. Не стоит действовать докторам на нервы лишний раз.

В больнице воняло.

Вот вроде и место приличное. Всюду красота, чистота. Полы сияют. Потолки сияют. Медсестры, что характерно, тоже сияют. А вонь есть.

Стоп.

Это не совсем вонь. Точнее запах обычный, больничный, из смеси чего-то донельзя стерильного и лекарств. Но в него примешивается иной, знакомый, лилейный.

– Погоди, – приказываю и охранник послушно замирает прямо посреди холла. А я закрываю глаза и пытаюсь понять, откуда тянет треклятыми лилиями. Цветы? Цветов здесь много. Вон, и в горшках огроменных какие-то кусты торчат, и в вазах. Причём цветы живые, словно тем самым пытаются подчеркнуть элитность места. Но лилий среди них нет.

Лилии я бы узнал.

Тогда…

– Налево, – я решаюсь. В конце концов, если ошибся, совру чего-нибудь. Или просто промолчу.

Коляска поворачивается.

Запах становится ярче.

Чётче.

Да, лилии. И я уже вижу эту тончаюшую нить, что тянется следом, манит за собой. Неужели… или мозги пострадали? Вариант, конечно, куда более реалистичный, чем мои фантазии о другом мире. Я ж на препаратах сидел, которые отнюдь не полезные… и опухоль. Распадается вон. Травит тело. Почки там, печёнку. Почему бы и не мозги?

Даже Виолетта отметила.

А я…

Кресло катится.

– Медленней, – говорю я, и охранник послушно замедляет шаг. Здесь запах слоится, растекается по всему коридору. Нет, надо выбрать… выбрать… дверь выбрать. Двери заперты, и я стою на распутье, как грёбаный витязь, не способный решиться, куда идти.

Направо.

Налево…

Прямо. Решение приходит с ясностью в голове.

– Прямо. Что там?

Кто.

Правильнее будет спросить, кто.

– Могу узнать, Савелий Иванович, – отвечает охранник, который, если и удивлён этаким капризом, то виду не показывает.

– Узнай. Только сперва нам надо туда. Посмотри, есть там кто?

А то вдруг там пришли проведать и помимо болезного – а я не сомневался, что человек за дверью очень и очень болен – там вся любящая семейка собралась. Неудобненько выйдет.

Но нет, в палате было пусто.

Небольшая. Раза в четыре меньше моей. Но с окном. Кровать у него и стояла. Помимо кровати сюда поместилась тумбочка и столик, а ещё – шкафы с приборами, от которых к кровати протянулись нити разноцветных проводов и прозрачные сосуды капельниц.

Знакомо, однако.

– Оставь. Иди узнай… имя там и так далее.

– Но… – охранник мнётся. Ему очень не хочется оставлять меня наедине с этой женщиной, имени которой я не знал.

– Иди, – повторяю жёстче.

Потому что мне очень надо остаться.

– Только ближе подкати.

Хватит ли у меня сил встать? Или… запах здесь резкий, назойливый даже. И от него кружится голова. А я… я повторяю приказ. И голос срывается нервно, но этого хватает. Охранник из числа новых, а эти перечить боятся.