Очень смешно. У меня выбора меньше, чем у самого последнего бедняка. Не могу даже решать, с кем побеседовать.

Взгляд зацепил темную фигуру на вороном жеребце. Гром держался во главе отряда, и я замедлила ход, чтобы не сокращать расстояние. Чем он ближе, тем сильнее начинает колотиться сердце, а воздуха не хватает. Тело, захлебываясь, кричит об опасности.

Дело шло к вечеру. Гром решил остановиться в одной из мелких деревень, которых тут расплодилось, как грибов после дождя. Бедные лачуги жались одна к другой. Стайка детей бросилась врассыпную, едва отряд показался на дороге.

Крестьяне выстроились в несколько рядов и все как один рухнули на колени и уткнулись лбами в землю. Только высокий и прямой, как палка, старик отделился от них, чтобы произнести слова приветствия.

Внезапно вперед вырвалась женщина в поношенном платье. Она бросилась на колени перед лошадью Грома и запричитала:

— Господин! Помогите, не оставьте в беде! Помогите бедной матери, умоляю!

— Уйди, безумная женщина! — старик в ужасе метнулся к ней, но та заголосила еще громче.

Я наблюдала за этой сценой, сжимая луку седла. Так может кричать только тот, кто потерял что-то очень дорогое. Мне часто приходилось видеть подобное, и каждый раз внутри болезненно дергалось. А еще мучил стыд — хотелось отвернуться и не смотреть, ведь я ничем не могла помочь.

— Оставь ее в покое, — послышался голос Грома.

Женщина рухнула на землю бесформенным кулем и начала скулить.

— Говори, в чем дело.

— Дочь у нее пропала, господин генерал, — ответил все тот же старик. Скорее всего, это был деревенский староста. — Второй день найти не можем.

Бедняжка!

У меня детей не было, но я могла понять материнское горе. А времена сейчас неспокойные: по дорогам рыщут дезертиры обеих армий. Одичавшие от голода крестьяне сбиваются в стаи, как псы, недобитые демоны встречаются то тут, то там.

— Только не наказывайте нас, господин! — проблеял староста, рухнул на колени и принялся отбивать поклоны. — У нас нет ничего ценного, на всю деревню две тощие клячи.

Гром прервал его властным жестом и велел отряду спешиться и разбить лагерь. В суете я так и не поняла, куда увели бедную женщину. Зато вскоре на площади развернулись палатки и запылали костры.

Походная пища отличалась от той, что мы ели дома. Но в этот раз тетушка превзошла сама себя и велела поварам наготовить деликатесов, которые заботливо упаковали в зачарованные свертки. Они уменьшали объем и вес пищи и сохраняли ее свежей несколько недель.

Помню, какой голодной и тощей я когда-то была, ведь магия сжигала все ресурсы организма. И как у нас неделями не было ничего, кроме травяных пилюль. Разбухая, они заполняли желудок и ненадолго притупляли чувство голода. Меня тошнило только от воспоминаний об этом.

Наученные горьким опытом, крестьяне разбежались по домам и даже носов не показывали. Но любопытные дети шныряли туда-сюда. Близко не подходили, смотрели издали, а потом убегали, как вспугнутые зайцы.

— Эй, малый, иди угощу, — Искен поманил мальчишку пальцем, но тот дал стрекача — только босые пятки засверкали. — Я что, такой страшный?

— Ты само очарование, — я потрепала его по плечу. — Пойду разомнусь перед сном.

— Этот… велел не разбредаться, — с неудовольствием напомнил Рэйдо.

— Не переживайте. Я в пределах лагеря.

— Ладно, тогда и мы пройдемся. Надо поговорить с нашими.

И Рэйдо с Искеном отправились к другим дипломатам. После гибели Асая нас осталось шестеро, но остальные не искали нашего общества. Тибаст Сэми признавал только таких же, как он, целителей, считая боевых магов тупыми и неотесанными. Шите из рода библиотекарей был угрюмым молчуном, а плоские шутки Саира мне не нравились.