И вот внезапно день турнира настал. Как-то вдруг. Хотя ещё накануне, когда Джиан поплёлся в корпус, у меня состоялся такой разговор с Вейжем. Мы сидели на улице, у закрытой двери в зал, и я сказал что-то в духе: «Kakzheyazaebalsya». Материться, понимая, что тебя никто не понимает — был в этом какой-то странный оттяг. Борцы, что посмелее, поначалу пытались меня переспрашивать, потом забили. Со мной вообще предпочитали лишний раз в разговоры не вступать. А Вейж никогда не переспрашивал. То ли следовал пунктам из заповедей борца, о которых я не знал, то ли пытался таким образом втихаря выучить русский, то ли просто наслаждался звучанием. В случае с Вейжем я ничему бы не удивился.

— Ты и Джиан поедете на турнир свежими и отдохнувшими, — сообщил мне Вейж. — В отличие от остальных борцов.

— Смешно, — оценил я. — Интересно, что ж вы на тренировках с остальными делаете, если даже мы будем свежими и отдохнувшими.

Вейж улыбнулся. Он часто улыбался и часто кивал. Может, поэтому рядом с ним было как-то спокойно и надёжно. Вейж не рвался в битву с обстоятельствами, как я, не стремился перегрызть судьбе горло. Он по-буддистски принимал любое дерьмо. Улыбался ему. Кивал. С одной стороны, хотелось бы такому научиться. А с другой...

— Остальные ждут, — сказал Вейж, безмятежно глядя в небо, на котором уже можно было прочитать признаки зарождающегося рассвета. — Ожидание терзает их сердца дни и ночи. Тревога изматывает их. Они бы рады тренироваться и ночами, но я категорически запретил. У каждого свой путь. Ваш путь привёл вас сюда. Их путь лежит через другие земли.

— А чего они так беспокоятся? — спросил я. — Вроде не в первый раз. Почти все уже ездили.

— Говорят, в этот раз правила турнира будут более жёсткими, — всё так же безмятежно сказал Вейж. — После смерти главы клана пришлось многое пересмотреть, так всегда бывает при смене власти. Рентабельность школ оказалась под вопросом. И если производство вполне себя оправдывает, приносит пусть небольшую, но прибыль, то содержание двух десятков борцов в каждой из школ — выгода сомнительная. Борцов нужно хорошо кормить. Тренировать. Борцов нужно развлекать, чтобы они чувствовали своё отличие от других. И вместе с тем борцы — всё-таки нужны. Чтобы пополнять ряды солдат клана. Чтобы показывать остальным ученикам, что есть, куда стремиться.

— Ясно, — зевнул я. — Поставить лимит в десять борцов — и сократить расходы вдвое, а пройдут всё равно те же трое сильнейших. Простая логика. А тех, что есть, можно по максимуму перебить на турнире, чтобы не возвращались на дармовщинку. Выживших, но бесполезных, скорее всего, досрочно сошлют в рудники, или куда там...

— Ты зеваешь, говоря об этом. А остальные — бледнеют, — с улыбкой заметил Вейж. — Они поедут с мыслью: «Повезёт мне, или нет?», а ты — с мыслью: «Наконец-то можно забыть о бассейне и ночных тренировках!».

— А существует вообще хоть какой-нибудь кусок дерьма, из которого вы не вытащили бы этакой конфуцианской премудрости? — не выдержал я.

Вейж добросовестно подумал и сказал:

— Нет.

Ну, кто бы сомневался. Я попрощался с учителем и отправился спать. Утром подскочил, как будто над ухом из пистолета выстрелили. Сердце бешено колотилось. Опоздал!

Стоп. Куда опоздал?..

— Подъём! — раздался снаружи ленивый покрик воспитателя, и в дверь ударила дубинка. — Продирайте свои зенки, шакалье отродье!

— И тебя с добрым утром, сын осла и проститутки, — буркнул Ронг, нехотя отрывая голову от подушки.

Я перевёл дыхание. Никуда я не опоздал, просто нервы вообще расслабляться разучились. Семь часов, всё в порядке. Даже больше, чем в порядке — сегодня, наконец, праздник. Нет работы! И, как будто этого было мало, сегодня мы, к тому же, покинем чёртов Цюань! Как минимум неделю я не буду видеть потную жирную морду Шена. И блеск очков директора Гана минует меня. Вот только рожи борцов придётся терпеть, несмотря ни на что. Ну, что тут скажешь? Такова жизнь. С чем-то приходится мириться.