Он посмотрел на окружение короля. Тот понял его взгляды и придал ему уверенности в разговоре:

– Вы хотите сказать: моими?

– Да, ваше величество!

– Это хорошо. Надеюсь, у вас хватило ума оттяпать и себе захудалый городишко?

У того похолодело внутри: вот ведь какой досужий!.. Но на своих ногах стоял твёрдо:

– Да, ваше величество, я договорился: моей дочери – два захудалых городишка с их окрестностями и людьми. Это наши же городишки – Новгород и Псков.

Окружение короля закатилось в смехе. Лицо короля потемнело в гневе:

– Говоришь, захудалые городишки?..

– Да, мой король. Я сделал это для дочери, но мы все – я и моя дочь –

принадлежим вашему величеству, и поэтому я оговорил это раздельно. Ибо наш сосед жадноват и мог не подписать сей документ, а моей дочери и так достаточно, что она получит. А эти земельки она с лёгкостью отдаст вашему величеству…

– Я разрешаю тебе на долги, которые ты должен мне, набрать храбрецов и двинуть их на Москву…

– Ой, ваше величество, но у меня сейчас форс-мажор – за душой ни злотого…

– Вот ты и займи у него денег и собирай войско… Разрешаем удалиться…

Шляхтич кивнул головой и попятился к двери. Вышел, не стал противоречить королю. Понял, дошло до него: надо у шляхтичей занять деньги. Юмор короля оказался кстати. Деньги он найдёт.

Отпустив Мнишека и окружение, король оставил двоих приближённых. Облачённые особым доверием, они молча стояли перед королём.

– Что скажете, мои соратники?

– Царь Борис тяжело болеет. Его недуг известен как «французская болезнь». И сын его тоже этим болен. Притом там голод, недовольство народа, бояр и дворян…

– Я это хорошо знаю, поэтому я прочу трон Владиславу. Надо наложить вето на действия Мнишека. Пусть он собирает войско, мечтает о троне и набивается ему в тести. Мы своим повелением запретим ему идти на Русь. Он сейчас сделает разорительные для себя долги и увязнет, и станет более сговорчивым, и ему придётся отдать за долги часть своих земель…

Соратники дружно закивали головами.

– Готовьте войско идти на Русь!

…Тула встретила самозванца приветливо и радостно. Особенно Игнатий, который отслужил молебен во славу здравствующего и чудом спасшегося сына царя Ивана Грозного. Впоследствии он это учёл. И когда прогнал патриарха Иова, то назначил патриархом Игнатия. С помощью него отнял деньги у монастырей и открыл хлебные амбары.

Встречали хорошо царевича Дмитрия, многие города перешли под его руку. Не поддался только Новгород-Северский, потому что там начальствовал Пётр Фёдорович Басманов. Человек, как говорят, и нашим, и вашим.

Стрельцов у него было мало, но он накануне провёл «чистку» в их обществе. По доносу соглядатаев казнил он лютой смертью несколько человек. А остальные в страхе за свой живот воевали смело и решительно.

Когда он отказался сдаться на предложение Дмитрия и посланцу пригрозил пушкой, то Дмитрий понял: быть приступу. Но приступ они отбили и крепко засели за стенами. И после подхода войск Мстиславского и Шуйского делали вылазки из-за стен и помогали этому войску, чем вызвали такой гнев у лжецаревича, что тот говорил Мнишеку: «После того, как возьму этот город, – на кол его!..»

Но судьба Басманова распорядилась по-другому. Знавший жизнь двора, он умело жил в нём. И знал, куда политический ветер подует. Туда и он клонился. Клялся он в верности Фёдору Борисовичу, что не пустит супостата на Русь! Пока бояре не качнулись к самозванцу, упрекали они на тайной встрече его: «Кому служишь – татарину!..» Ответ у него был умный: «Я служу умному царю, а умного любил и сам Иоанн Грозный – сделал царём татарского Мурзу, и сам его царём величал! Тем показывал своим боярам, как надо служить царю…»