– Спасибо, что приехала за мной, – в конце концов сказал Эверетт еще где-то через час езды. Все это время Уиллоу одну за другой курила свои ментоловые сигареты, через каждые несколько секунд поглядывая воспаленными от дыма глазами в зеркало заднего вида, чтобы проверить, не преследует ли их черный седан. – Я так и не научился водить машину.

– Не стоит благодарности, – ответила она, стараясь не скрипеть зубами.

– Так как там дела у старины Харриса?

– Вообще-то мы с ним общаемся нечасто, – ответила племянница и во второй раз задумалась о невероятной сентиментальности отца во время их последней встречи. – С ним все в порядке, мне кажется. Правда, после выхода на пенсию он стал понемногу сдавать. По крайней мере, все рабочее время больше не занимается вырубкой лесов. Теперь ему больше нравится слушать пение птиц.

– А что этот его приятель? Как там его – Фини?

Ей показалось, что в вопросе заключался какой-то скрытый смысл, которого она не могла уловить, но само это имя ничего ей не говорило.

– Наверное, это было еще до меня, – ответила Уиллоу. – Приятелей Харрис особо не жаловал, он предпочитал помощников. Им гораздо легче приказывать.

Ее ответ опечалил дядю, взгляд его затуманился, и какое-то время он хранил молчание.

– По крайней мере, у него есть ты, – сказал он позже.

Она горько усмехнулась:

– Мне кажется, я для него скорее головная боль, чем что-то другое, особенно с тех пор, как меня отчислили из его альмаматер.

Очень быстро и сбивчиво она рассказала ему о своем недолгом пребывании в Йельском университете – последней жертве, на которую она пошла ради того, чтобы завоевать расположение Харриса, но это оказалось в принципе невозможно. Поначалу ей нравились экскурсии в лесные чащи штатов Нью-Йорк и Мэн и занятия по «управлению лесами», но позже она поняла, что это образное выражение на деле означало лишь выявление тех деревьев, которые раньше других подлежат вырубке. В конце второго семестра под огромным каштаном, который рос рядом с церковью студенческого городка, она читала книжку под названием «Наша разграбленная планета», перевернувшую все ее представления о мире. В ней черным по белому описывались эксплуатация, бессмысленная расточительность, ущерб, наносимый земле и коренным народам, но хуже всего было то, что все эти преступления совершали такие люди, как она.

– И в ту же неделю я бросила университет и пошла сажать деревья, – закончила Уиллоу рассказ. – Я тебе не надоела своей болтовней?

– Вовсе нет, – отозвался дядя. – Я готов тебя слушать весь день напролет.

Когда они миновали раскинувшиеся за окнами луга и поднялись в долину, где росли высокие сосны, в зеркале заднего вида Уиллоу заметила темный седан. «Сколько времени он едет за нами?» – мелькнула в ее голове паническая мысль.

– Мне нужно по малой нужде, – сказала она и свернула на лесную дорогу, ощутив огромное облегчение после того, как неизвестная машина промчалась мимо по шоссе. Остановив микроавтобус на покрытой гравием стоянке неподалеку от горной речки с голубой водой, Уиллоу пошла в лес. Вернувшись, она увидела, что дядя медленно подошел к одинокому кипарису, склонившемуся к речному берегу, оперся рукой о ствол и сорвал несколько мелких молодых листочков с самых нижних веток. Он растер их в пальцах, поднес ладони к лицу и глубоко вдохнул запах. Это действо выглядело настолько интимным, что Уиллоу ощутила стыд, став ему свидетельницей. В каждой культуре есть мифы, связанные с деревьями: от широко распространенного образа древа жизни до чудовищных деревьев, пожирающих младенцев и пьющих человеческую кровь, деревьев шалунов и проказников и деревьев, исцеляющих больных, помнящих всякие истории или проклинающих врагов. Глядя на дядю, который пришел к ней из другого времени, она вспомнила о том, что деревья тоже способны возрождаться.