***

Контора Щеглова, располагавшаяся в нескольких километрах от не отличавшегося экологическим благополучием рудника, утопала в зелени между двух озерков, окаймленных веселым разнотравьем вперемешку с сосновыми и березовыми рощицами. И в унисон с этой тихой благодатью степенно возился населявший ее чиновный люд. С глубоким чувством собственного достоинства, плавно, как фрейлина голубых кровей, спускалась вниз по лестнице, чуть касаясь рукой перил, изящная брюнетка средних лет с пышной замысловатой прической. Сложив на грудь тройной подбородок, чинно прошастал в туалет невозмутимый толстяк в распахнутом пиджаке, с блестящими от бесконечного ерзанья на стуле штанами.

Директора на месте не оказалось. Он должен был появиться через час-другой. Главный инженер смотался в столицу. Чтобы не терять зря времени в ожидании директора, Дмитрий заглянул в планово-экономический отдел за предварительной информацией о положении на руднике. Но получил от ворот поворот. Сухой, морщинистый начальник отдела, не отрываясь от бумаг, вежливо объяснил, что без указания директора он никаких сведений дать не может.

– Почему это вдруг? – не понял Дмитрий.

– Таков порядок.

– Но его же нет. Когда еще он прибудет… Зачем же все замыкать на нем?

– Ничего не знаю. Когда прибудет, тогда и будем разговаривать. Если поступит от него указание.

– Хм… А если бы его совсем не было? Ну заболел бы, например, в больницу надолго слег – тогда как? В палату к нему пришлось бы идти за разрешением? – сыронизировал Дмитрий.

– Тогда бы за него остался главный инженер, – бросил на него хмуроватый взгляд начальник отдела.

– Ну, а если бы главный, как сейчас, в командировке был? – не унимался Дмитрий.

– Ну, не знаю уж… – сдвинул тот брови, – не мое дело.

Стало ясно, что, хоть стреляй его, ничего больше от него не добьешься. Сунулся в пару других отделов – тоже ссылаются на субординацию. Пришлось терпеливо ждать директора.

– Что у вас за порядок странный заведен? – спросил, проходя вслед за ним в кабинет. – Ни к кому не подступишься, все, как на сверхсекретном производстве, без вашего специального указания не желают называть ни одной цифры, ни одной фамилии.

– А вам он не нравится – такой порядок? – внимательно глянул на него Щеглов.

– Да как сказать… В первую очередь вам лично он должен бы не нравиться. По меньшей мере нерационально расходуется директорское время – приходится отвлекаться на мелочи. Ну хорошо, мы, из области, раз в год, а то и в два к вам явимся, а районные газетчики? Они же, наверно, то и дело вас теребят разными вопросами. То, что могли бы сказать другие, они вынуждены узнавать у вас. А вам ведь все равно приходится, наверно, вызывать к себе тех же специалистов, с бумагами или без них. На то ведь они и специалисты, чтобы знать что-то лучше, чем вы.

– Ну, а по большой мере, по большому счету? – рассеянно полез он ковыряться в зубах.

– А по большому счету… – злость ударила в голову, и Дмитрий невольно возвысил голос. – По большому счету это посягательство на свободу слова, свободу совести.

– Ну-у?

– Так ведь… вы же в сущности заставляете нас, журналистов, выслушивать только ваше мнение.

– А оно вас не интересует?

– Не всегда во всяком случае, иногда – вовсе может не интересовать.

– Насильно мил не будешь, конечно. – Бросив ковырять в зубах, он громко цвикнул, втягивая воздух сквозь зубы. – Нравится это вам или нет, а на предприятии должен быть и существует принцип единоначалия.

– Да, но единоначалие и единомыслие – это все-таки не одно и то же.

– М-да… Возможно. Возможно… – чуть заметно усмехнулся он. – Ну ладно, – откинулся на спинку кресла. – Оставим нашу дискуссию… Итак, чем могу быть полезен? С чем пожаловали ко мне?