…И поступок самый гнусный
Совершу за пищу я.

Потом взял регистром пониже, будто подключая нового певца:

В душу чистую нагажу,
Крылья мыслям отстригу,
Совершу грабеж и кражу,
Пятки вылижу врагу.

– Йэх-х! – воскликнул громко и пустился выплясывать вприсядку, выдыхая сомнительного происхождения куплеты:

Опа! Ели
Жареные раки.
Приходите, девки, к нам —
Мы живем в бараке…

Притомившись, сел на стул, вытянув ноги. Помолчал. И подытожил:

– Так что, ради вот этого только и жить? Но разве ж это жизнь?.. Такая гадость – эта ваша рыба! Нет, ребятки, это не заливная рыба, это стрихнин какой-то.

Рассмеялся. И ушел, оставив зрителей в недоумении: что это было? Выплеск накопленного в душе протеста или шутка, розыгрыш, фонтан несерьезного экспромта? Все же знают: когда он пускается в философские экспромты или затяжные логические тирады с при-месью шутовства, сложно понять, где он говорит всерьез, а где только манипулирует логическими построениями, разыгрывая слушателя. «Понимаешь, Дима, – сказала однажды Тамара, – по-моему, он просто всякий. Иногда я думаю, что это божий человек, ну прямо-таки как юродивый какой-то, а иногда – безбожный книжник. То он у меня – чуткая, чистая душа, а то – грубый, воинствующий мужик, который умеет постоять за себя. А в общем, это, наверно, неукротимый аристократ, носитель смелого, раскованного духа. Не знаю уж породистый или беспородный, но аристократ».

…И сдрейфил витязь-князь

Едва он открыл дверь – в уши ударили тугие звуки музыки. Магнитофон, включенный чуть не на полную мощность, исторгал песню из фильма «Земля Санникова».

Чем дорожу, чем рискую на свете я?
Мигом одним, только мигом одним…

– бодро напевала на кухне жена, скобля ершиком посуду под струей воды. Для нее мыть посуду – едва ль не самое скучное занятие.

Чем дорожу, чем рискую на свете я?
Мигом одним, только мигом одним…

– шепеляво горланил вслед за ней Олег, размахивая стаканом с молоком.

У обоих как будто прекрасное настроение

– Чего рано сегодня? – донеслось из кухни. Дмитрий скорее догадался, чем услышал, о чем говорит Ольга.

– Да в командировку еду.

– Что?

Он приглушил магнитофон.

– В Ветрянск отправляюсь.

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас.

– А-а…

В голосе – абсолютная пустота. Ни удивления, ни сожаления – ничего.

– Включи, пожалуйста, опять погромче, – крикнула она.

– Куда еще? И так мозги ежатся.

Она появилась в комнате со сковородкой в руке:

– А мне не хватает шума.

– То есть у тебя потребность в бодрящих звуках?

– Вот именно.

– Ты хочешь сказать, что они заменяют тебе жизнь, что мне удалось загубить твою цветущую молодость?

– Увы, – вздохнула она, – я уже живу воспоминаниями о молодости, а не ожиданием ее.

– И не надеждой на светлое будущее?

– И не надеждой на светлое будущее, – зло поджала она губы.

Олег, почувствовав ситуацию, заговорщически подмигнул ему, свел глаза к переносице, состроил двумя руками длинный нос – хотел развеселить. Дмитрий автоматически сделал то же самое – он рассмеялся.

«Опять нытье, опять упреки… – поморщился Дмитрий. – Сколько можно кусать за одно и то же! Это в конце концов надоедает».

Времени еще было предостаточно, по телевизору транслировали эстрадный концерт, но оставаться дома не хотелось. Привычно побросал в свою походную сумку самое необходимое для командировки, чмокнул в нос Олежку, открыл дверь:

– Все. Меня нет.

– Надолго? – выглянула из кухни Ольга.

– Как получится: может, через пару дней вернусь, а может, через четыре.

Выйдя на улицу, вспомнил, что не удосужился поинтересоваться прогнозом погоды. Она нередко лиха на сюрпризы, и надо бы знать, что одеть. Хотя в итоге все равно, может быть, посинеешь от холода в толстом свитере или взмокнешь от духоты в легкой куртке.