– О, я еще недостаточно резка. Нет в этом ничего хорошего, фрекен Холл. Это просто глупость!

– Понимаю, что уход Т. расстроил вас и…

– Вот, значит, что вы обо мне думаете? – вскинулась Сюзанна, выпрямившись в кресле. – Ревнивая дурочка, злобная маленькая эгоистка. Ну да, эгоистка! Я этого никогда не отрицала. Но злобная ли? Такие неразумные, откровенно глупые жертвы никогда не ведут к добру.

– По-вашему, будет лучше, если все начнут заботиться лишь о себе, эгоистично забывая о нуждах соседа?

– Именно так я и думаю! Не стоит забывать о ценностях. У каждого достойного человека они есть, и он не позволит себе похоронить их. Поощряя беспомощность, глупость, наглость и лень, добра в этом мире больше не станет. Вы не обязаны заботиться обо мне, точно так же, как и я о вас. Но вы просто должны думать о себе. Общество вбило в головы мысли о самопожертвовании, о святой добродетели, только где оно оказывается с такой моралью каждый раз? Я скажу вам: на краю нищеты и голода, у ног бестолкового, наглого, объедающего их правительства. И со слезами, с голодными детьми на руках хлопают глазами и продолжают слушать речи о самопожертвовании, только уже стоя на коленях!

В легких Сюзанны закончился воздух. Она упала на спинку кресла и отвернулась, словно смертельно устала от непонимания. Теодора же в ступоре смотрела на упрямое лицо в обрамлении светлых кудряшек. Ее как будто отчитали, точно это она была в кресле пациента. Отчитали за то, чем она руководствовалась всю жизнь, слепо доверяя родителям, обществу, Богу. Но… им ли она доверяла? И стоило ли это делать так рьяно? Ведь теперь она не может произнести ни слова в свое оправдание. Когда оцепенение ослабло, Теодора почувствовала нарастающую ярость, чего ей, как профессионалу, чувствовать точно не полагалось.

– Как понять, что вы не на своем месте, Теодора?

Голос Сюзанны звучал глухо, примирительно.

– Мы поговорим об этом на следующем сеансе. А до тех пор я предлагаю вам сформулировать свой вариант ответа.

– Вряд ли следующий сеанс состоится. Извините меня, фрекен Холл. Кажется, пока они мне больше не нужны.

Сюзанна поднялась и вдруг показалась Теодоре выше обычного. Пестрый кардиган уже не висел на ней, как на вешалке. Она стояла в нем посреди комнаты так, словно на плечах у нее был военный мундир.

– Вы уверены, Сюзанна? Если я чем-то обидела вас…

– Нет, что вы, – поспешила успокоить Сюзанна. – Я… позвоню вам, если передумаю.

Она подхватила вещи с подоконника и направилась к двери, откидывая с лица непослушные волосы. Теодора тоже поднялась и теперь смотрела в спину уходящей девушке со смешанным чувством. Сюзанна остановилась у порога и обернулась:

– Спасибо за все, фрекен Холл. Вы хороший специалист. Лучший, что у меня был. Но не отдавайте себя им… Никогда. Вы для этого слишком хороши.

Не дождавшись ответа, Сюзанна покинула кабинет, неслышно ступая по ковру, плотно прикрыла дверь. Теодора застыла на том самом месте, где провожала девушку глазами. Она жадно хваталась за слова Сюзанны, но с каждой секундой их все громче и настойчивее перекрикивали голоса родителей. Особенно отца. Нет, она должна быть хорошей девочкой. Должна помогать, сострадать, слушать, отдавать. Должна, должна!

Но кому?..

Теодора подошла к широкому оконному проему и опустилась на подоконник. Ее охватили тоскливое одиночество и немая беспомощность, каких она не чувствовала давно. Сумерки обвели город темным контуром, который стал четче виден на фоне разбухших снежных туч. Сыпались первые хлопья. Подступающая темнота пробралась и в глаза, провожающие длинную вереницу машин внизу. Теодора приложила ладонь к стеклу, потом убрала ее и наблюдала за тем, как тает призрачный отпечаток. Терзаемая противоречиями, она твердила себе, что должна сделать выбор. Как можно разобраться в мыслях других, если не способна навести порядок в собственных? Она попыталась представить два четких варианта будущего, разделить возможные решения на черное и белое. И вдруг увидела разделение не на два контрастных цвета, но на двух диаметрально противоположных людей, смотревших на нее с немым вопросом в строгих глазах. Она оказалась между ними. Настало время выбора.