– А все казаки против Годунова? – вдруг поинтересовался Григорий, его глаза загорелись радостным огнем.

– Конечно, все! Кто же его будет поддерживать, коль с его воцарением на престол гол да мор ходит-гуляет, шайки разбойников на дорогах промышляют. Вот сел бы на престол настоящий сын Ивана Грозного, мы бы за него горой встали!

– За царевича Димитрия! – проговорил атаман и, осушив кружки, поставил ее на землю.

– За царевича Димитрия! – хором ответили остальные казаки.

– За Димитрия, – проговорил Григорий, явно обрадованный тем, что нашел хотя бы в казаках поддержку.

Добрался Отрепьев до монастыря ближе к вечеру. У входа его встретил молодой чернец. После расспросов кто ты и откуда, Григория провели в зал трапезы, где его встретили Мисаил да Варлаам, уже порядком взволнованные его долгим отсутствием.

– Ты где был? – строгим голосом учителя поинтересовался Варлаам.

– Да так… гулял, смотрел, где что есть, – уклончиво ответил юноша.

– Это Киев. Город большой, здесь всего добра навалом, – вставил слово Мисаил и откашлялся.

– Ты вот гулял, а нас с братом Мисаилом принял радужно, словно званных гостей, игумен этого монастыря Елисей Плетенецкий.

– А как мне можно поговорить с ним? – вдруг перебил собеседника Григорий и глаза его загорелись каким-то странным огнем, словно у него родился в голове необычный план.

– Так он там… – Мисаил указал рукой на большую деревянную дверь, – у себя в келье…

– Хорошо, спасибо, – Григорий радостно улыбнулся и чуть ли не бегом ринулся в келью Елисея Плетенецкого, оставив своих товарищей в полном недоумении.

В келье пахло нагаром от множества свечей, хотя и то, что от этого было тепло, уже обрадовало молодого монаха, который весь продрог после столько длительной прогулки. Игумен внимательно всматривался в лицо незнакомца из-под нависших бровей, в его бороде блестела седина. Елисей был умным человеком и потому сразу понял, кто стоял перед ним.

– Так ты и есть третий спутник братьев Варлаама и Мисаила? – строгим голосом вопросил он.

– Да, отче, – ответил Григорий и весь съежился под этим пристальным взглядом, словно боясь удара.

– Присядь, мне нужно поговорить с тобой. По лицу твоему вижу, что ты довольно умный человек.

Молодой человек покорно подчинился. Он сел на край стула и опустил глаза, боясь даже взглянуть на своего собеседника. Низкий голос заставил его заговорить:

– Так вы все трое прибыли к нам из Чудова монастыря? Из Москвы?

– Да, – робко ответил Григорий, а потом пояснил, – но лишь я да брат Мисаил проживали в Чудовом монастыре, где до нашего ухода жил брат Варлаам, того не ведаю.

– Хорошо, что ты сказал правду, сыне. Но меня волнует вопрос: зачем тебе, такому молодому, полному сил, понадобилось идти в такую даль, уйти из привелегированного места. Ведь слышал я, Чудов монастырь находится подле Кремля.

– Отче, позволь объянить тебе все. Да, я ушел из Москвы сюда, но не для того, чтобы предаться богобоязненной жизни. Есть на душе моей тоска, но о ней не хочу никому говорить. Даже иной раз самому себе боюсь в том признаться.

– И что же за тоска тебя съедает? Говори, не бойся, если это тайна, то знай, что ни единого слова не вырвется из моих уст.

– Я… я боюсь, отче, не могу сказать… – голос Григория дрожал, он мял вспотевшие от напряжения руки, пытаясь унять волнение, и это не ускользнуло от взора игумена, который спросил:

– Что же за тайне такая? А?

– Прошу, отче, не пытайте меня! – воскликнул молодой человек и бросился перед ним на колени, целуя старческую руку в знак покорности. – Прошу только, выслушай меня! Да, я сбежал из Москвы, используя паломничество как предлог для пересечения рубежей, но то, о чем я думаю, того не могу сказать тебе. Лишь одному Господу открыл я тайну, – Григорий перекрестился и снова опустил голову.