Эрик лежал на койке ещё довольно бледный и слабый, однако встретил ее улыбкой.

– Ты меня спас, – поздоровалась она, устанавливая ему на столик фруктовый салат.

– Это все грибы, – оправдался Эрик. – Я пытался свести татуировки, – он коснулся скулы, где была руна, – грибами тридерисами. Долго. И это настраивает на единение с природой. Свести не получилось – подошел критический срок. Наверно, осталось чуть-чуть, но я испугался. Светоч… в смысле гуру Теребилов, узнал и велел прекратить. Сказал про чудовищ. Я тогда не знал, как они называются. Теперь знаю.

– И кто бы, – засмеялась Кристина, – превратился в сторна? Ты или Тейваз?

Протянув руку, она коснулась позорной руны. Эрик улыбнулся.

– Тейваз, конечно. Ушел бы в лес… Под плесенью татуировок не видно. А я остался бы здесь, чист, как младенец.

– Как ты себя чувствуешь?

– Сожалею, что у вас не лечат грибами. Один день – и всё.

– А потом расплата.

– За счастье спасти такую прекрасную даму…

– Перестань. А то кто-нибудь подумает…

– Что ты пытаешься меня морально поддержать, только и всего. Что тут ещё можно подумать?

Кристина смеялась. Нахальство Тейваза было немного неприятно, но в то же время… волновало.

Ещё минут пять, подумала она, и я пойду.

*

Тревога, съедающая Джафара, скорее всего была очередной манифестацией слишком медленно затухающего постэффекта от некогда пережитого им в разных местах планеты, но могла быть – он допускал эту мысль – и чем-то другим. От морока, наведённого лесом, до чисто физических последствий слабой дозы токсина, продегустированного на тюремных нарах.

Эйзен ещё в первый раз пытался выяснить у Джафара, что это было, но тот смог рассказать о симптомах весьма немногое. Слишком он тогда поторопился впасть в анабиоз. По его словам, он сделал это с чисто детективной целью, но на самом деле и с намерением выжить тоже.

На следующий день, закончив работу, он зашел на ферму навестить Кристину. Одиночество становилось все острее, хотелось поговорить, увериться, что люди в этом мире еще на своих местах.

Однако девочки-лошадницы сообщили, что Кристина уже полчаса как отправилась в больницу, узнать о состоянии ушибленного лестницей Россохина.

Джафар почему-то надеялся, что и Макс там же. Однако, поднявшись на второй этаж, в хирургическое, он не заметил никаких следов гиганта, да и вообще не увидел людей. Только из одной палаты доносились голоса и громкий смех. Джафар осторожно заглянул внутрь.

Кристина сидела возле кровати больного, что-то рассказывала ему и ласково смеялась.

Они оба смеялись.

Она и Эрик – бледный, с загипсованной правой рукой и рассыпавшимися по белой подушке каштановыми кудрями и Кристина – в белой футболке с котёнком, в джинсах, обтягивающих ее округлые бёдра так, что невозможно было не смотреть. Двое людей в палате говорили, перебивая друг друга, и являли собой картину, по мнению Джафара, полного эмоционального единения.

Тут, собственно, его и накрыло.

Отступив на шаг, он постарался удалиться бесшумно, чтобы пережить все это в отдалении, но резкая слабость в ногах побудила опуститься на стоящую в коридоре банкетку. Он рассчитывал посидеть там минуту или две, а потом все же уйти, но внутренние обстоятельства не позволили ему сесть тихо – металлические ножки банкетки проехались по кафельному полу, издав неприятный скрежет.

Кристина прервала беседу и сказав «я сейчас», выглянула в коридор.

– Яша? – удивилась она. – А что ты не заходишь?

– Не хотел вам мешать, – язвительно ответил Джафар.

Вот досада. Разумеется, он хотел сказать что-то другое, потому что знал, что эта фраза все испортит и выдаст его с головой, но в сознании была только она. Но не молчать же.