Книга опирается на смешанные источники, и поэтому я выношу ссылки на них в сноски, а не составляю объединенную библиографию. В китайских, японских и хмонгских именах первую букву фамилии при первом упоминании я дала полужирным шрифтом. Это позволило мне менять порядок приведения фамилий – в зависимости от того, когда имя автора возникло в моем исследовании.

Некоторые главы этой книги получили развитие в других контекстах. Некоторые встречаются достаточно часто, и поэтому скажу о них отдельно: глава 3 – краткое содержание более протяженной статьи, которую я опубликовала в Common Knowledge, 18, № 3 (2012), на страницах 505–524. Глава 6 взята из материала под названием «Волен в лесу», из: Rhetorics of insecurity, ed. Zeynep Gambetti and Marcial Godoy-Anativia (New York: New York University Press, 2013). Глава 9 получила развитие в развернутой статье в Hau, 3, № 1 (2013), с. 21–43. Глава 16 включает материал из статьи в Economic Botany, 62, № 3 (2008), с. 244–256, и, хотя речь лишь о части этой главы, она примечательна, поскольку журнальная статья была написана совместно с Сихо Сацукой. Третья интерлюдия существует в расширенной версии в Philosophy, Activism, Nature, 10 (2013), с. 6–14.

Гряда Такамато, заполонили, ширятся шляпки,

всё запрудили, буйно —

чудо осеннего аромата.

– Из собрания японской поэзии VIII века «Манъёсю»[7]

Что вы делаете, когда мир начинает рушиться? Я отправляюсь на прогулку и, если не на шутку повезет, нахожу грибы. Грибы приводят меня в чувство, но не как цветы – буйством красок и запахов, – а тем, что появляются внезапно, напоминая мне об удаче, которая словно сама идет в руки. И тогда я понимаю, что найдутся радости и среди ужаса неопределенности.

Ужасы, разумеется, всегда есть – и не для одной меня. Климат на планете идет вразнос, развитие промышленности, как выяснилось, куда смертоноснее для Земли, чем можно было вообразить еще 100 лет назад. Экономика более не источник ни роста, ни оптимизма: со следующим кризисом можно потерять любую имеющуюся работу. И дело не только в моих опасениях новых катастроф: мне недостает историй о том, куда – и зачем – все катится, за которые можно было бы цепляться. Когда-то прекарность (ненадеждность, неустойчивость) жизни казалась уделом обездоленных. Ныне же, кажется, прекарна жизнь любого из нас, даже когда у нас какое-то время не пусто в карманах. Сегодня, в отличие от середины ХХ века, когда поэты и философы мирового севера чувствовали себя в заточении из-за избытка стабильности, многие из нас, хоть на севере, хоть на юге, оказались в условиях беспредельной смуты.

Эта книга рассказывает о моих странствиях с грибами – и об исследовании неопределенности и условий прекарности, то есть жизни без обещаний устойчивости. Я читала о том, что, когда в 1991 году распался Советский Союз, тысячи сибиряков, внезапно лишившись государственных гарантий, ринулись в леса собирать грибы[8]. Не те грибы вели меня, но все-таки речь именно об этом: неуправляемая жизнь грибов – и дар нам, и проводник, когда управляемый мир, который, казалось, у нас был, нам отказывает.

Грибов я вам предложить не могу, однако надеюсь, что вы вместе со мной насладитесь «осенним ароматом», воспетым в стихотворении, с которого начинается пролог. Это запах мацутакэ – душистых лесных грибов, высоко ценимых в Японии. Мацутакэ зачинают осень, за это их и любят. От их запаха пробуждается печаль утраты легкодоступных летних богатств, и этот же дух напоминает о яркой красочности и обостренных чувствах осенней поры. Такая чувствительность потребуется, когда завершится беззаботное лето мирового прогресса: осенний аромат ведет меня к обыденной жизни, где нет никаких гарантий. Эта книга – не критика грез о модернизации и прогрессе, предлагавших в ХХ веке ви´дение устойчивости: многие аналитики развеяли эти грезы и до меня. Я же осмысляю воображаемые испытания в жизни без подпорок, что позволяли нам, всем вместе, считать, будто мы знаем, куда идем. Если поддаться грибному притяжению, мацутакэ способны отправить нас в пространство любопытства, которое, на мой взгляд, есть первое условие совместного выживания в смутные времена.