– Ой, а мне сюда, да?

– Да.

Всё ещё нервно хихикая, Рыжая устроилась в подушках. Юрик с неприязнью отметил, что она не озаботилась снять сапоги. И ведь не скажешь – клиент! На обивку дивана тут же упал привет из приподъездной лужи – жидкая песчаная капля.

– Наденьте очки.

– Ой, как 5D, да?

– Да, похоже.

–Хи-хи-хи, прикольно. А я не вырублюсь совсем?

– Нет, что вы.

Спокойно, она клиент. Им разрешается быть кретинами. Даже приветствуется.

Через пять минут на кухне Юрик молча достал из рюкзака термос и разлил кофе по чашкам. Они пили в полной тишине. Без сахара, как обычно. За серым окном лил дождь. Рыжая предавалась мечтам. Юрик почти простил её грязные сапоги. Пусть её… хоть кому-то в жизни счастье. Он уныло посмотрел на серые тучи, на холодный глянец жестяного подоконника, на мокрые крыши домов, потом – с внезапно и остро кольнувшей тоской проследил за пролетевшей вороной и опустил глаза вниз, на залитую водой пустующую стоянку. Юрику вдруг сделалось грустно и тошно. Рыжая летала в своих иллюзиях, сомнительную прелесть которых он понимал разумом, но не сердцем.

Ему вдруг подумалось, что работа не была настоящей работой. Ну что это за дела? Как играть в штабик на дереве.

И их жильё не было настоящим домом. А Гарик не был настоящим другом, с которым можно делиться сокровенным и доверять на все сто.

И не то, чтобы он не думал об этом никогда. Думал, конечно. А потом отпускало, и всё шло как шло.

– Ты чего? – спросил Гарик.

– Да так. Будешь ещё?

– Ага.

– Может, пиццу закажем?

– Да ну, неудобно как-то. Вдруг отлипнет, а мы тут жрём.

– Ну да.

Домой добирались молча. Юрик следил за скользкой дорогой. Гарик надел наушники и прикрыл глаза. Юрик посмотрел на него и подумал, что совсем неплохо быть таким пришибленным. Хотя бы не раздражаешь людей. Едешь в своих наушниках и помалкиваешь. Не то, что эта Рыжая.

И внезапно хандра вернулась, словно накрыла старым истёршимся ватным одеялом.

Разобрать фото решили вечером. Перед этим Гарик отчего-то решил затеять уборку. Он сновал по квартире в своих наушниках и возил по полу тряпкой, мерзко попахивающей «Белизной». Хлорка, ясное дело, была призвана уничтожить всякий микробный спам.

Юрик распахнул балконное окно. Холодный сырой воздух тут же пополз по полу, по босым ногам. Чёрные волоски на коже встопорщились, натягивая кожу мурашками. И Юрик с неприязнью подумал, что это вовсе не от холода. Фото – вот в чём всё дело. И Гарик тоже не дурак, вон как время тянет. Юрик резко захлопнул дверь. Хлоркой почти не пахло. Мурашки никуда не делись. И внезапно до Юрика дошло, когда он в последний раз испытывал это беспокойное чувство. В том почти забытом мире, где его эмоции лежали на дорогом фаянсовом блюдечке, приготовленные к обеду той, что любила спать, уткнувшись лбом ему в плечо.

При воспоминаниях о кратком периоде отношений с Настей Юрика до сих пор передёргивало. Нет, она была замечательная, никаких тебе глупостей, истерик и сцен. Да и на вид вполне себе ничего, даже, пожалуй, слишком – высокая, стройная до пружинистой иссушённости, с огромными водянистыми глазами и ёжиком выбеленных волос. Память то и дело подбрасывала какие-то развевающиеся клочки ярких тканей – юбки, шарфы, рукава. Всё это трепетало, развевалось, рвалось парусом на ветру – как будто Настя пыталась улететь.

Они познакомились на корпоративе, в организации, где и Юрик, и Настя проработали всего ничего. Они оба тогда были не из тех, кто задерживается в скучных местах. Настя ощущалась магнитом, центром Вселенной. Вокруг неё медленно закручивалась людская толпа – яркая внешность вкупе с остроумием неизменно притягивала, привораживала всех, независимо от возраста и пола. И Юрик радостно поплыл по течению, не смея надеяться на внимание этой белой звезды, рассчитывая только понежиться в её лучах. А, когда она, улыбаясь, выхватила его из водоворота и потащила куда-то, он совершенно перестал соображать.