– Не заметила.
– Никаких указаний на то, что во время аварии она могла быть не одна?
– А что, разве там был кто-то еще?
– Мы пытаемся восстановить картину происшествия, миссис Мьюир.
– Она была на водительском сиденье.
– И дверца была открыта?
– Вроде бы.
– А сапожок?
– Я понятия не имею. Я думаю, от удара он мог…
– Вы не помните, он был застегнут или нет?
– Не помню. – Она помолчала и спросила, важно ли это.
– Не очень, – заверил ее Ребус. – И никаких других машин вы не видели? Никаких габаритных огней на дороге?
– Никаких.
– Я понимаю, что спрашиваю у вас слишком много, но, может быть, вы по пути заметили какие-нибудь встречные машины?
– Я думала о предстоящем ужине. И радио в машине, наверно, было включено.
– Значит, вы ничего не помните?
– Нет.
Ребус поблагодарил ее и повесил трубку. Он подумал, что она обратила бы внимание, если бы какой-нибудь рейсер с ревом промчался мимо. Он встал из-за своего стола и подошел к Кристин Эссон.
– Что у тебя есть для меня? – спросил он.
Она показала на принтер.
– Вы же из старой гвардии – я решила, что вам привычнее на бумаге.
– А что, папирус у нас уже кончился? – Он взял пачку листов с принтера.
– Там было и еще, – добавила она. – Но все повторы и перепевы.
– Ну, для начала пойдет, – сказал Ребус, возвращаясь к своему столу и ставя стул так, чтобы можно было вытянуть ноги. Затем принялся читать интернет-версию жизни Оуэна Трейнора. Пятьдесят два года. Семнадцать лет состоял в браке с Жозефиной Грей. Болезненный (и дорогой) развод. Лет в двадцать пять Трейнор был объявлен банкротом, но через десять лет он снова на коне. Родился в Кройдоне[12] – одному интервьюеру он сказал, что учился в «университете кулачного боя». По наблюдению беседовавших с ним журналистов настроение у него быстро меняется, когда поднимают темы, которых он касаться не хочет. Один из интервьюеров даже сообщил, что Трейнор пригрозил свесить его за ноги из окна, правда, говорилось это в шутливом тоне. Но шутки кончились, когда разгневанный инвестор, потерявший деньги, начал поднимать шум: скандалиста избили у дверей собственного дома, и он оказался в реанимации. Искать правды в суде он не стал. Имелись и другие примеры вспыльчивости. Трейнор не умел совладать со своим буйным нравом. Его изгнали по меньшей мере с одного ипподрома и одного пятизвездочного отеля в Лондоне.
Тот еще типчик, этот мистер Оуэн Трейнор.
Ребус набрал номер больницы и спросил о состоянии Джессики Трейнор.
– Ее выписали, – ответили ему.
– Уже?
– Ей предстоит несколько сеансов физиотерапии и еще…
– Но она может ходить по лестнице? – спросил Ребус, думая о двух крутых лестничных пролетах на Грейт-Кинг-стрит.
– Отец на несколько дней снял ей номер в отеле.
В соседнем с ним номере, решил Ребус. Он поблагодарил медсестру и снова принялся изучать записи. Он понял, что дело начинает исчезать, словно его погрузили на трейлер и повезли на разборку. Он оглядел кабинет. Пейдж ушел на какое-то заседание и забрал с собой Кларк. Ронни Огилви готовился давать свидетельские показания в суде. Кристин Эссон изучала отчеты. И об этом он тосковал во время своей отставки? Он забыл о томительных паузах, о часах за бумажной работой, о безделье. Он подумал о Чарли Уоттсе, барабанщике, – как это он говорил о своей жизни с «Роллинг Стоунз»?.. Пятьдесят лет в ансамбле. Десять за ударными, а остальные сорок в ожидании чего-нибудь. Отсюда плавно переходим к Пегги Ли: «Неужели это всё?»[13]
«Чушь свинячья», – пробормотал себе под нос Ребус, поднимаясь на ноги. Вероятно, прошло уже достаточно времени. Он похлопал себя по карманам – на месте ли сигареты, спички, телефон.