– Так и будешь молчать, ангелочек? – усмехается он. – Или потеря дара речи тоже один из симптомов?

– Что тебе от меня надо? – стараюсь, чтобы мой голос звучал ровно, но не получается.

В голове с минуту репетировала этот вопрос, казалось, что справлюсь, но голосовые связки меня все же подвели.

Он не даст мне здесь спокойно работать, но я сама себе пообещала, что справлюсь. Надо лишь не реагировать, и вскоре Матвею надоест эта игра в “кошки-мышки”.

– Поужинаем сегодня? – совершенно буднично спрашивает он, и я даже рот приоткрываю от удивления.

Он меня бросает из стороны в сторону, чтобы дезориентировать. В одно мгновение он коварный змей-искуситель с одному ему известными планами, в другое – милый парень, который приглашает меня поужинать.

Какой он настоящий? Видела ли я вообще настоящего Матвея? Или для него вся жизнь – игра?

– Мне есть с кем ужинать, – я не лгу, просто опускаю детали.

Матвей смотрит, будто ищет подвох в моих словах. Нет, это не блеф.

– А тот, с кем ты узнаешь, знает о твоём прошлом? Знает, что лживая стерва с лицом ангела? – слова Матвея меня обжигают, как раскалённое масло.

Я начинаю задыхаться от боли, лёгкие горят, горло перехватывает спазм. Едва сдерживаюсь, чтобы не согнуться, как от удара под дых. Хотя его слова бьют сильнее, чем кулаки.

Но оправдываться мне не за что. И Матвей уже сделал выводы для себя, только мне непонятно, на чем он основывался. По себе людей судит? Или это какая-то извращённая логика?

– Обиделась? – Матвей наблюдает за моей реакцией. – Выражение лица у тебя, как у оскорбленной невинности.

Собираюсь с последними силами и, развернувшись, делаю шаг к двери. Хватит с меня! Пусть думает, что пожелает. Пять лет думал, и меня это как-то не трогало. Переживу и сейчас.

Но уйти мне Матвей не даёт. Обхватывает рукой и прижимает мою спину к своей груди. Замираю, даже не дышу.

Тело к телу… Его запах, его дыхание, его сердцебиение – я все чувствую.

– Я тебя не отпускал, – снова входит Матвей в образ змея-искусителя.

– А я не должна спрашивать твоего разрешения, – отвечаю, но выходит едва ли не жалобный скулеж.

Ну почему, почему все это происходит со мной? От собственного бессилия перед этим мужчиной мне становится и жаль себя, и я злюсь на себя.

Слабачка! Я просто слабачка!

Свободная рука Матвея скользит по моему бедру. Медленно, словно он хочет понять, изменилось ли что-нибудь в моем тебе. Я сжимаю зубы, чтобы не расплакаться.

Это невыносимо.

Это больно.

Это сводит меня с ума.

Рука поднимается выше и… ныряет в вырез моей блузки.

– Нет! – почти кричу и вырываюсь, отталкивая чуть расслабившегося Матвея.

Слезы все же текут по щекам. Неужели он не понимает, что просто издевается надо мной?

Хотя что ему… Разве ему есть до этого дело?

Матвей делает шаг ко мне, но в этот момент открывается дверь в кабинет. На пороге стоит Тимофей Олегович и, нахмурившись, оценивает обстановку.

Отвернувшись, вытираю щеки и, воспользовавшись моментом, всё-таки выскальзывают из кабинета. Я переоценила свои силы. Зря я надеялась, что Матвей не выкинет что-нибудь.

Заметив дверь с всем известным значком, быстро вхожу и закрываюсь. Пара минут передышки. Мне нужно совсем немного времени.

– Я должна это побороть, – говорю своему отражению в зеркале.

Это… Это не любовь. Это какая-то больная зависимость. Ведь любовь не должна приносить столько боли.

Привожу себя в более-менее нормальный вид и иду к своей непосредственной начальнице. Сейчас ещё с ней надо объясняться. Только я ещё не придумала причину, по которой так долго отсутствовала. Правду же не скажешь.

– Лина, а вот и вы, – Любовь Андреевна вешает трубку, когда я вхожу. – Вас просил зайти Тимофей Олегович.