– Прости меня, – улыбнувшись в облегчении, видя, что беспокойство отпустило девушку, ответила Маргарита, – но я не знаю, как утешить тебя. Твое будущее окутано чем-то, что я в не силах объяснить. То ли Бог тебя оберегает, то ли дьявол присматривается к тебе. Я не видела такого ни разу. От того лишь скажу тебе быть осторожной и осмотрительной.

– Что ж, – уверено кивнув, после минуты раздумий, беззаботно улыбнувшись, – если меня Бог оберегает или же ко мне присматривается дьявол, я буду надеяться на их милость. Не имеет значения чья эта милость будет. Я готова упасть на колени перед тем, кто протянет мне руку.

Маргарита испуганно вдохнула, отшатнувшись. Смотрела испуганно на девушку. Попыталась схватить её за руки, встряхнуть, призывая к тому, чтобы та образумилась. Но понимала, это ни к чему не приведёт. Девушка своевольна. От того она лишь всунула ей в ладонь небольшую бутылочку и сжала её руку на этой склянке.

– Ты не желала ребенка от этого мужчины. Каждый раз после его попытки завести дитя в течении часа после, добавь в стакан воды четыре капли и выпей все.

И ещё, не будь глупа, прошу тебя, не будь глупа. Моя душа обречена, но твоя ещё нет.

Эдита спрятала склянку в складках корсета и отдернула его, поправляя.

– Единственное, что есть у меня в этой жизни – этом моя душ. Это единственное, за что я могу попытаться выторговать плату. Я буду торговаться со всех сил. И не важно с кем.

Было воскресенье. Был день казни нескольких людей.

Толпа, жадная до кровавого зрелища, начала собираться ещё до рассвета. Сейчас на площади уже толпилось множество людей.

Карманники блуждали меж граждан, в надежде стащить у кого-то кошель или же парочку драгоценных украшений с дам, которыми они обвешались.

Многие одевались на казнь, как на праздник.

Эдита была бледна. Рядом стоял Иоханн с каким-то серьезно-одухотворенным лицом. Он крепко, до боли, держал её локоть, не позволяя ей уйти. В его лице девушка видела запрет даже отвести взгляд от зрелища, для которого столпилось столько людей.

Иоханн всегда ходил на казни. Глядел с безразличием на муки грешников, уверенный, что смерть достойное наказание. Будто старался уберечь себя этими зрелищем от прегрешений.

Думал, что наблюдение за казней – лучший способ искоренить из души человека дурные мысли.

От того заявил Эдите, что она должна наблюдать за казнью, а так же, чтобы она не смела отводить взгляда. Его не смутило, не зародило в его сердце жалость лицо его жены. Оно было смертельно бледным, а губы плотно сжаты. Он мог ощутить дрожь, в которой колотилось её тело.

Но вчера она огорчила его. Он думал, что это должно образумить её.

Считал, что это не позволительное поведение для миссис Эшби. Сгорал от злости сидя на лавке в церкви, слушая проповедь и разговоры его соседей по скамье. Знал, что она сидит почти на самой последней скамье, рядом со своими сестрами. Ненавидел её в момент, когда видел, как она пренебрегает словами священника, нашёптывая что-то своей сестре.

Он вернулся разъярённый. И ярости в нем становилось все больше с каждой минутой, как его жена задерживалась. Она пришла к самому вечеру. Когда он уже выпил несколько бокалов алкоголя и сидел у камина, вытянув ноги.

Его лицо не выражало ничего, лишь ярость кипела в его сердце.

Он не любил Эдиту. Не знал, как можно любить столь грешную душу. Считал её губительно красивой и полной молодости. Считал, что её нрав опасен. А на её лице слишком открыто читались ненависть и презрение. И от того злился ещё больше.

Знал, что он стар. Знал, что слишком строг к ней. Но она была олицетворением того, что он никогда не мог получить. Когда был молод не мог получить в свои руки таких прелестных и очаровательных девушек от того, что был беден.