В труде Константина Багрянородного сохранилось описание Мани и его жителей: «Да будет ведомо, что жители крепости Майна происходят не от племени ранее упоминавшихся славян, а от более древних ромеев, которые и до сего дня называются у местных людей эллинами, ибо в более отдаленные времена были идолопоклонниками и почитателями идолов, наподобие древних эллинов, а стали христианами, будучи крещены [лишь] в царствование приснопамятного Василия. Место же, в котором они обитают, безводно и недоступно, однако богато оливами, что и доставляет им утешение»[66].

Сами они считали себя потомками древней Спарты. Маниотов называли эллинами, то есть язычниками; они долее других сохраняли эллинские обычаи, сопротивляясь насильственному крещению, благодаря труднодоступности края. Однако, став христианами, они с тем же упорством продолжали сопротивляться османскому завоеванию. Французский историк Клод де Рюльер, небезызвестный автор книги о перевороте 1762 г. и восшествии Екатерины на престол, публикации которой так опасалась императрица[67], является также автором фундаментального сочинения «История анархии в Польше и расчленений этой республики»[68], изданного в 1807 г. В нем затронуты ряд внешнеполитических аспектов политики Российской империи, в том числе Архипелагские войны.

В одиннадцатой главе третьего тома содержится также интересное описание союзников России в этой войне – греков-майнотов и их отличий от остальных греков. «После завоевания Пелопоннеса турками, согласно традиции, признаваемой всеми греками и подтвержденной множеством признаков, значительное число лакедемонцев успешно вернулись в эти горы. Скалы и пещеры стали приютом их собственной независимости. В последнюю эпоху самые смелые среди греков, из тех, кто наиболее дорожит своей свободой, остатки императорских семейств Константинополя и Трапезунда, избежав ярости турок, спасались в этих горах. Майноты гордились тем, что, несмотря на свою бедность, сумели дать достаточно дорогой выкуп за многих из принцев, попавших в руки пиратов. И сегодня еще находятся среди них представители почти всех семейств, занимавших престол Греции: Фока, Кантакузины, Комнины, Ласкарисы, Палеологи. С удивлением замечаешь, что эти семьи сохраняют еще и спустя три столетия физиономию, отличную от уроженцев страны. Из смеси древних мессенцев, остатков спартиатов, самых известных семейств Греции, и тех, кто царствовал в Константинополе и Трапезунде, сформировалась эта маленькая народность, известная сегодня под именем майнотов, разделенная на множество племен, свободно живущих в горах, храбрых до жестокости, гордых тем, что кровь стольких императорских домов смешалась с кровью ее граждан, и еще более гордая тем, что спустя столько столетий и, невзирая на свое крайнее невежество, все еще состоит из потомков спартанцев. Спустя три столетия и еще в наши дни общие собрания их старейшин или геронтов именуют себя Сенатом Лакедемона[69]. Отсюда и противопоставление их остальной народной массе, подчеркивает Рюльер: «Остальных греков они считают рабами и трусами; последние, в свою очередь, смотрят на них как на разбойников»[70].

Генеральная карта Архипелага

Тойнби отнес маниотов к «реликтам вымерших цивилизаций», обязанных своим сохранением двойной защите: сочетанию суровости природных условий с труднодоступностью. «Показателен, – продолжает он, – в этом плане пример греческих православных общин Мани и Сули в Оттоманской империи. Суровость и труднодоступная местность спасла Сули и Мани от тягот оттоманского гнета, тогда как греческие подданные падишаха в Спарте и Янине фактически были истреблены. Сулиоты и маниоты, стимулированные и защищенные суровостью и недоступностью своего края, сыграли, в конце концов, самую активную роль в создании современной Греции»