– Но почему вы провожаете ее взглядом всякий раз, когда она проходит мимо? – слегка повысила голос Алина.

– Господи, – вскричал Митя, – она всю жизнь прожила в нашем доме, она такая же неотъемлемая его принадлежность, как стул, диван или каминные щипцы. И, естественно, если кто-то чужой берет эту вещь, то есть приглашает Машу на танец, то я невольно провожаю ее взглядом.

– Только не кривите душой, – сказала капризно Алина, – следят глазами обычно за дорогой, особо ценной вещью, которую боятся потерять.

– Алина, – сказал Митя мягко, – только не придумывайте того, чего нет и никогда не будет. Или вы уже жалеете о том, что позволили мне полюбить вас? Учтите, теперь я просто так не отступлю и собираюсь отправиться вслед за вами в Петербург и просить вашей руки. Надеюсь, ваш папенька не будет против?

– Папенька в любом случае не будет против, – с явным недовольством в голосе произнесла Алина, – но вы должны отдавать себе отчет, что женитьба весьма ответственное и серьезное дело, а ваш чересчур шумный и веселый нрав, обилие друзей и знакомых вызывают у меня некоторые опасения по поводу нашей совместной жизни. В моей семье все подчиняется определенному распорядку, и я ни в коем случае не намерена изменять его, когда выйду замуж…

– Алина, дорогая! Я обещаю вам, что приложу все усилия, чтобы вы были счастливы не меньше, чем в доме своего…

Митя не успел договорить. Соскучившийся Ветерок выбежал из ложбины, в которой он обычно пасся, и радостно заржал, обнаружив, что хозяйка за время его отсутствия никуда не исчезла. И Маше ничего не оставалось, как подняться из-за камня и виновато развести руками.

Митя на мгновение потерял дар речи, несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот, потом побледнел, яростно сверкнул глазами и, повернувшись к Алине, попросил:

– Дорогая, пройдите, пожалуйста, к коляске, я должен поговорить с этой бесцеремонной особой тет-а-тет!

Алина, поджав губы, смерила Машу презрительным взглядом и, гордо вскинув тщательно причесанную головку в белоснежной, отделанной кружевами шляпке, прошествовала к коляске.

Митя одним прыжком преодолел расстояние до камня, ухватил Машу за плечи и яростно встряхнул:

– Опять за старое взялась, голубушка? Мало я тебе уши в детстве драл, дрянь ты этакая!

– Митя, – Маша была потрясена до глубины души, – я совершенно случайно оказалась за этим камнем. Кто же знал, что вы здесь остановитесь?

– Так я тебе и поверил! Я прекрасно понимаю, почему ты так себя ведешь! Вероятно, вбила себе в голову, что я захочу когда-нибудь жениться на тебе? – Он закинул голову назад и громко рассмеялся. – Смею тебя заверить, все эти сказки о принцах и бедных красавицах – романтические бредни, в которые верят дурочки вроде тебя. Неужели ты думаешь, что я способен полюбить воспитанницу моей матери? – Он презрительно усмехнулся. – Пожалеть могу, это мне труда не составит, но жениться – увольте…

И на этот раз фраза осталась незаконченной. Оглушительная пощечина заставила оглянуться Алину и нервно вздрогнуть Ветерка. Конь всхрапнул и скосил глаз на свою красную от злости хозяйку, которая стояла перед младшим Гагариновым в позе петуха, готового нанести последний, сокрушительный удар своему противнику. Но, похоже, Мите вполне хватило и одной пощечины. Он гневно сверкнул глазами, открыл было рот, но ничего не сказал, скривился в усмешке и почти с ненавистью посмотрел на Машу.

Девушка с вызовом встретила его взгляд:

– Заруби себе на носу, Митенька, что ты излишне высокого мнения о своей персоне! И если бы пришлось выбирать между тобой и жалким, в коростах каторжником, я, конечно же, отдала бы предпочтение ему!