Шарль Моррас4 писал когда-то: «В Афины нужно идти как для любовного изъяснения». Слова эти прекрасны, но не соответствуют действительности. Они соответствовали бы действительности, если бы речь шла, например, об Италии, где господствует атмосфера наслаждения, а сама Италия прекрасна, как прекрасная женщина. Афины же и ее пейзажи обладают иной сущностью. Чувство, которое они вызывают, серьезнее и более целомудренно. Прогуливаться ли среди сосен в Дафни5, чья церковь сияет, словно византийская лампада, уйти ли к таинственному лону Гиметта, в рощи вековых олив, где находится русло Илисса, или туда, где из мраморной головы овна струится источник Кесарианы, или к гармоничным берегам Вульягмены и Рафины, или направиться неспешно в Колон, где пел в древности соловей Софокла, или же, наконец, присесть у Акрополя в час, когда вечер

teintd’amethystelesDieux

sculptesaux/risesdesportiques,

и ощутить совершенное равновесие, сотворенное спокойствием и остающимся сдержанным восторгом.

В этих пейзажах, исполненных меры и сущности, некий ни с чем не сравнимый свет придает пластическую ценность малейшему предмету, созерцание становится сосредоточенностью в себе, а душа, исполненная серьезной радости, способствует твоему созреванию и обогащению, словно ты – плод, который поило солнце.

6

Есть близ Афин место, замечательное своей красотой и меланхолической поэзией, где почти никто не бывает, а многие, возможно, даже не знают о его существовании. Это место остается далеко в стороне от современной жизни, напоминая старинный выцветший эстамп, и даже название его звучит словно эхо, которое доносится из прошлого, обращаясь к душе словно какая-то сказка. Это место – Замок Королевы.

Я отправился туда в один из ласковых, обильных солнцем зимних вечеров, которые, как и миндальные деревья, вводят душу в заблуждение, вызывая ее цветение, словно приход весны. Вся равнина от Афин и до предгорий Парнефа простиралась умиротворенно, словно в золотистой дымке. Краски образовывали нежнейшую переменчивость, атмосфера была прозрачна, а воздух обладал той легкостью наслаждения, которая вызывает блаженство. Наслаждаясь чудесной панорамой аттической котловины, я слышал далекое блеяние овец и свист дроздов на масличных деревьях.

Если двигаться в этой светлой умиротворенной бескрайности по дороге на Мениди, вдали появляется несколько небольших возвышенностей, покрытых крупными пучками растительности: темные скопления кипарисов, более светлые скопления сосен и выцветшие, почти серебристые, оливковые рощи. Это единственная растительность среди пространной наготы хорошо возделанной равнины, и благодаря этому она завораживает и изумляет своей внезапностью еще более.

Среди этих кипарисов, сосен и маслин спрятался Замок Королевы…

В разных направлениях решетчатые ворота, словно забытые и широко распахнутые уже много времени, позволяют войти в просторные королевские аллеи с кипарисами и масличными деревьями вперемешку с олеандрами, вызывая ощущение таинственности и меланхолии и показывая, что они не ведут никуда. Никакого жилья не видно, пока не окажешься в центре парка, куда ведут все эти аллеи. Когда я шел по одной из этих пустынных аллей, у меня было ощущение, будто я иду в какой-то дворец Шахерезады, в один из тех усыпленных по волшебству дворцов, которые не охраняет никакой стражник, но, несмотря ни на что, они не производят впечатления покинутости, потому что содержатся в полном порядке: и цветы в парке, и покрывающая стены зелень, и ведущие к ним аллеи. Поневоле продвигаешься вперед медленно, исследуя шаг за шагом совершенное спокойствие вокруг, в ожидании, что с минуты на минуту можешь оказаться перед каким-то странным и волнующим созданием.