Он направился к ней, спустившись по лестнице. Катя обратила к нему синие глаза, и смотритель увидел в них слёзы.


– В этом доме жил гончар, – тихо сказала она.


Смотритель удивлённо поднял брови:


– Верно, здесь была гончарная мастерская. Это ремесленный район Пентикопоса.


Катя, как бы не слушая смотрителя, перебила его:


– Алексис погиб одним из первых. Огонь охватил можжевельник возле дома, вон там он рос, и перекинулся на черепицу.


– Какой ещё Алексис?


– Ну, гончар. Он делал нам посуду на заказ. Чашки, миски, кувшины… Он мастерил прочные пифосы, лепил нам статуэтки Деметры, а мы приносили их в храм… Однажды Алексис подарил мне глиняную шкатулку в лаке. Ни у кого из девочек не было подобной…


– Девушка, что с вами? Вы в своём уме?!  – оторопел старик.


– А?! – Катя встрепенулась, как ото сна, и растерялась.


– Давайте-ка, поднимайтесь наверх, – приказал смотритель.


Катя выходила из ворот музея под глуповатым взглядом музейного сторожа, а перед её глазами в мираже всплывал, точно из курящегося, движущегося тумана, прекрасный город Пентикопос, с его улочками, домами, храмами, агорой, портом, людьми… Катя шла далее, по набережной, к центральной гостинице Дивноморска. Между музеем и гостиницей лежал утопающий в зелени и цветах проулок – бывшая агора. Катя просто могла пальцем ткнуть в ту или другую точку и сказать, какое градосооружение находилось в этом месте во время существования Пеникопоса.


У восточного крыла сегодняшней гостиницы высилось когда-то большое здание храма Афродиты Навархиды – покровительницы моряков. Агору окружали статуи боспорских правителей, а также плиты с высеченными на них надписями: царские декреты, списки граждан Пентикопоса, посвящения богам и, конечно, боспорским царям.


Здесь же высились портики и обозначались места собрания местных политиков. Самым вкусным и весёлым местом на агоре был рынок. Торговцы продавали съестные припасы и ремесленные изделия. Если Калиопи и Димитрис совершали прогулку по агоре, то торговцы с прилавков, принадлежащих отцу Макропулоса, обязательно угощали Калицу чем-нибудь особенным.


В Катины уши влетали потусторонние звуки, слышался человеческий шум не сегодняшнего дня. Она обхватила голову обеими руками, зажав уши, так как голова наполнялась ворвавшимися в сознание из прошлого голосами пентикопейцев, говорящих на древнем наречии, и какого-то бурлящего человеческого площадного движения.


Выше площади раскинулись кварталы состоятельных жителей Пентикопоса: красивые дома, украшенные мрамором, привозимым в город из заморских стран. Дома полукругом окаймляли площадь с тыла. Катя пошла по этой невидимой теперь улице, которая привела её к современному крошечному морскому порту, от единственного причала которого отходили прогулочные катера.


– Я дома, – прошептала Катя.


Она узнала кусок земли, где стоял дом с внутренним двориком, окружённый колоннами, и виноградной терраской. На месте прежней террасы возвышалось двухэтажное узкое здание морского вокзала. Именно отсюда вели к морю каменные ступеньки, по которым в своё время Калиопи сбегала вниз, чтобы набрать воды из родника, бьющего из скалы.


Катя и не заметила, как её сознание переступило грань "Катя – Калиопи" и ассимилировало эти две человеческие сущности. Нынче, имея в виду Калиопи, Катя говорила о ней "я", и выходило это как само собой разумеющееся, словно только так и должно быть.


– Юлия Борисовна, я могу ещё столько рассказать… Рассказать о том, как погиб город Пентикопос… Я вижу страшное зарево огня, и кожа моя покрывается холодным потом, а волосы встают дыбом и леденеют ноги. Мужчины пытались утихомирить огонь, но он был такой мощи, такой силы, что одолел их. Многие сгорели заживо, – округлённые синие глаза Катерины застыли в одной точке. – Мной владеет странное чувство: я скучаю по этому городу. Понимаете? Я хочу туда вернуться. Боль, тоска, ностальгия. Когда я очутилась в музее, на раскопе, меня посетила радость такого рода: наконец-то я дома. А когда вернулась в Северск, стала испытывать ощущение, что мне недостаёт чего-то, бесконечно дорогого сердцу – моего родного города. Я полюбила древний Пентикопос. В общем, всё. Что это, а?