Катя вошла на территорию бывших археологических раскопок.

– Можно, я спущусь вниз, где камни? – спросила она у смотрителя.

– Вообще-то, не положено. Но так и быть, вы одна, пущу побродить.

Катя спустилась с металлических подмостков и попала на широкую, метров в восемь, древнюю улицу. Она пробежала по выложенной мощными известняковыми плитами древней мостовой к остаткам ворот. Вот они, центральные городские ворота! И развернулась так, будто вошла в город через них. Пускающее в дрожь состояние охватило её. Подобное состояние испытывает человек, который через много-много лет волей судьбы оказывается в том же месте, где прошли его молодые годы, особенно детство. Чувство это сродни светлой грусти. Печально, может быть, тоскливо, но эта щемящая печаль всегда легка, даже приятна.

С того дня, как Катя поселилась в Дивноморске, как её осенило прозрение, что она попала в тот самый город, благодаря совершению каких-то внешних законов, недоступных человеческому разумению, законов, которые отождествляются с мистикой, волшебством, – творящиеся с нею необъяснимые вроде бы вещи потихоньку стали ей нравиться. Они, таинственные, неизведанные в своей первопричине, вызывали удивление и неподдельный интерес, увлекали Катю, как малого ребёнка. Катя бурно теперь уносилась в другую жизнь, перевоплощаясь в симпатичную девчушку из античности, принимая её обличье, переносилась мыслью в иное временное измерение, словно какой-то знаток специально отправлял её туда при помощи фантастической машины времени.

Параллельно с захватывающими "сюжетами из прошлого" Катю безостановочно преследовала убеждённость в том, что всему происходящему, безусловно, имеется определённое и вполне разумное объяснение. Мистики и волшебства не существует, есть лишь наличие незнания о причинах, обусловливающих Катины приключения.

Катя прошла несколько метров по мостовой. Справа и слева вылезали из земли позеленевшие каменные фундаменты домов древнего города. Виднелись остатки подвалов со ступеньками. Рядом с подвальными помещениями лежали круглые колодцы. У Кати в голове снова заработала какая-то машина – бум-бум-бум, и перед глазами всплыло: точно такие же колодцы были в доме Никоса. Одни работники опускают товар в колодец, соединённый с подвалом специальным ходом, другие принимают товар на дне и проталкивают его в глубь подвального помещения. Удобно.

Катерина шла дальше и продолжала вспоминать. Ей, получается, была хорошо знакома мостовая. Это – центральная улица города, она тянулась мимо восточного квартала, где жили ремесленники, к агоре – большой, главной площади, которая являлась общественным центром Пентикопоса. Впрочем, все античные города имели агору, Катя знала это из уроков истории.

Путешествие по древней мостовой подходило к концу: мостовая упиралась в каскад современных металлических коротких лестниц, ведущих с территории древнего города наверх, на экскурсионную площадку. И вот тут Катя снова застыла в изумлении. Она остановилась возле очередного фундамента. "Боже мой, я ведь отлично знаю и помню этот дом!" – Катя, расширив глаза, настойчиво вглядывалась в кладку из огрубевших от времени блоков, покрытых оранжево-чёрным налётом.

Она боязливо, с ноющим волнением в груди спустилась по каменным ступенькам, ведущим на земляное дно фундамента, и стала ходить по отсекам: "Здесь жил гончар Алексис. У этой стены работала печь, а это – кладовка, она всегда была набита посудой. Я ведь сама выносила отсюда горшки и миски…"

– Девушка, вы чего сами с собой разговариваете?! – услышала Катя голос смотрителя.