– Хорошо, садись. – Ответил водитель, указывая на стоявшую неподалеку синюю девятку, и потеряв к Шатолину интерес, повернулся к толпе прибывших, энергично выкрикивая. – Кому в центр! Недорого возьму!

Пока ехали по набухшим пробками улицам, кланяясь каждому светофору, Шатолин то и дело касался внутренней стороны предплечья, и каждый раз даже через куртку и пиджак отчетливо чувствовал ребристое затвердение на коже, которое отзывалось тупой болью. «Чертовщина какая-то, прямо Булгаков наяву! Только непонятно, что мне теперь делать – толи считать себя сумасшедшим, толи поверить в эту небыль, что может сделать только сумасшедший. Однако, дилемма! Может Соньке позвонить? У нее голова как компьютер – все по полочкам разложит… Но для этого нужно признаться себе, что во всем этом есть доля правды, а не только игра воспаленного воображения…»

Софья Александровна Протасевич была давней подругой Шатолина. Они учились в одной школе, только она была на два года младше, но уже тогда в ней проявлялся особый не женский характер. Нельзя сказать, чтобы она была грубой, прямолинейной, но в их дружбе верховодила она, и Шатолина это вполне устраивало, потому что в ней ощущалась лидерская жилка. Она была логична, рассудительна, ненавязчива, но уверена в себе, что завораживало и притягивало окружающих. И при всем притом, она была очень привлекательна. Ею можно было любоваться часами, находя очарованье в деталях мимики, в повороте головы, в плавных движениях рук. Именно по ее инициативе они решили лишить друг друга девственности по-дружески, не доверяясь лотерее первой любви. Как-то они сидели в летнем кафе в парке, ели пирожные и Соня рассуждала о теме любви в классической литературе. Дед Шатолина всегда давал ему по тем временам довольно приличные суммы на карманные расходы, и он щедро делился своим счастьем с Соней. Та жила с матерью, и сызмальства не знала достатка, одевалась скромно, но опрятно – сама шила себе платья – а уж на пирожные и кино денег у нее никогда не водилось.

– Понимаешь, Вовик, из классики я почерпнула много интересных сведений о любви и сделала для себя резюме, которое вышло не очень ободряющим. – Говорила она, выскребая чайной ложкой белый крем из слоеной трубочки. – Получается, что любовь, это что-то вроде гормонального отравления организма, когда человек зацикливается на своем избраннике противоположного пола, даже не будучи хорошо с ним знаком. Любовь заставляет его унижаться, под воздействием любви человек готов на все – подлость, безрассудство, предательство – лишь бы добиться внимания со стороны своего идеала. А потом наступает прозрение и раскаяние, доходит и до непоправимого. У нас соседка в прошлом году отравилась от неразделенной любви. Говорят, три дня умирала в муках. А он хоть бы хны – сел на мотоцикл и повез на моря новую шаболду. Правда, не доехал, разбился где-то на перевале за Горячим Ключом…

– К чему ты ведешь, Соня, что ж, по-твоему, не любить? – Владимира удивляло, как она была рассудительна и логична в свои пятнадцать лет.

– Этого не получится, но нужно быть готовым. Вот ты, например, уже был с женщиной? – Спросила она как-то просто и буднично, без многозначительных взглядов и недомолвок.

– Нет. – Выдавил из себя Шатолин, густо покраснев, так как стыдился того, что отставал в этом вопросе от своих друзей, которые уже считали себя бывалыми ходоками.

– А вот представь себе, что ты влюбишься, и будешь вот так краснеть и заикаться, а когда дело дойдет до постели, ты совсем голову потеряешь, да еще и не имея опыта, вообще попадешь впросак. Тут тебя и возьмут с потрохами, и будут об тебя ноги вытирать.