Кроме того, представляя достижения либерал-демократизма, разумеется, не следует питать иллюзий на сей счет. В основном речь шла о некой идеальной модели гражданского общества и правовой государственности. На практике все далеко не так гладко, бесконфликтно и адекватно складывается. Взять хотя бы, к примеру, проблему взаимодействия права и власти (как политической, так и экономической). Есть веские основания полагать, что в ряде ведущих либерально-демократических стран «экономическая власть превращается в политическую, а политическая власть действует как власть экономическая»[103] и, более того, «все четче и нагляднее проявляется универсальная тенденция, согласно которой политическая власть, и прежде всего власть государственная, является прикрытием всемогущества экономической власти»[104]. Отдельные западные ученые авторитеты неоднократно и недвусмысленно высказывались по этому поводу. Так, известный политолог М. Паренти отмечал, что «почти все социальные институты, существующие в нашем обществе, вместе с их необъятными материальными и профессиональными ресурсами находятся под контролем плутократии и управляются невыборными, самоназначаемыми и самоувековечиваемыми группировками богатых представителей корпоративного сектора, которые не несут ответственности ни перед кем, кроме самих себя»[105].

В результате подобной мимикрии государство утрачивает свои изначальные функции гаранта реализации интегрального, совокупного интереса всех слоев и групп общества. Оно начинает «работать» на удовлетворение интересов лишь отдельных мощных корпоративных организаций (представляющих, прежде всего, крупный бизнес), забывая об интересах остальных социальных страт, входящих в состав гражданского общества. «Постепенно экономические организации становятся доминирующими субъектами и организаторами управленческих общественных отношений, способными предопределить развитие государственности. Государственная бюрократия перерождается, усваивая привычки и ценности частной бюрократии, отказываясь косвенно или прямо от ориентации на широкие общественные интересы, используя политический авторитет государства и его монопольные позиции в частных и групповых интересах»[106].

Описанная схема деструктивного перерождения функций современного государства будто бы списана с хроник развития российской государственности 90-х годов… Система экономической безопасности, спроектированная специально под цели и задачи гражданского общества и правового государства, могла бы уберечь Россию от подобных деформаций. Если бы эта система экономической безопасности существовала…

Глубокое осмысление сущностных сторон взаимосвязи и взаимозависимости двух явлений – гражданского общества и правового государства, – предполагает обязательное обращение к вопросу об экономических основаниях самого правового государства. Здесь можно найти целый ряд ключевых, знаковых положений.

Во-первых, и право и правовое государство как бы вырастают из экономического базиса, основанного на товарной, рыночной форме хозяйствования и подчиняющегося в своем развитии законам капиталистического товарного производства (в хозяйстве феодально-теократической системы этого не могло произойти объективно). Иными словами, экономической основой для возникновения правового государства (как и, соответственно, гражданского общества) служит система буржуазных производственных отношений, остающихся в своей основе рыночными. О том, почему именно рынок (на своем этапе расцвета после освобождения от крепостническо-феодальных пут) и именно он способен дать относительные свободу и равенство в экономической сфере, следует сказать особо. Тем более, что данный аспект рыночных реформ в России остается пока еще слабо раскрытым и понятым не только в научной литературе и в общественном сознании, но и на уровне политической власти.