. К примеру, если пользоваться общинными владениями, т. е. пастбищами, водой и другими общими ограниченными ресурсами, умеренно, то они восстанавливаются с той же скоростью, с какой истощаются. «Представьте себе, – пишет Г. Хардин, – что вокруг выгона, способного прокормить 100 коров, располагаются 100 ферм. Сначала каждый фермер пасет там только одну корову, таким образом, общинное пастбище используется оптимальным образом. Но затем один из них призадумывается: «А не выпустить ли мне на выгон еще одну корову, тем самым я удвою свою выгоду, а, в общем, на выгоне коров будет больше всего лишь на 1 %». Сказано – сделано: фермер добавляет еще одну корову. И так поступает каждый из них. Каков неизбежный результат? Трагедия общинного владения – утоптанная площадка без единой травинки»[171]. Анализируя этот общеизвестный пример, У. Маттеи полагает, что проиллюстрированная им «ограниченность ресурсов требует известного регулирования при принятии решений, а не неограниченной свободы»[172].

В экономической литературе достаточно обосновано мнение, согласно которому компании одной отрасли только тогда смогут повысить цены на свою продукцию, когда согласуют общие интересы и будут учитывать их в своей деятельности. По утверждению американского экономиста М. Олсона, отказ от учета общих интересов делает невозможной и реализацию частного интереса[173]. Как в связи с этим не вспомнить слова римского императора-философа Марка Аврелия: «Не приносящее пользы улью не принесет ее и пчеле»[174].

Более того, масштабный отказ индивидов от учета в своей деятельности общих интересов, как показывает история, может угрожать стабильности государства и общества в целом. Историческим примером такой ситуации является огораживание в Англии XV–XVI вв. До огораживания земельные участки использовались землевладельцами индивидуально вплоть до окончания сенокоса (примерно до половины июля), а затем луга поступали в общее пользование и становились общинными выгонами. Однако уже в царствование Генриха VII земледельцы стали жаловаться на то, что распространение пастбищного хозяйства, для которого потребовалось огораживание полей, привело к уменьшению пахотных земель. Как следствие жители стали покидать деревни, что вызвало социальную напряженность в стране. Поэтому во время правления Генриха VIII был принят закон, направленный на сдерживание огораживания. Законом, за некоторыми исключениями, было запрещено держать более 2000 овец. Однако принятые меры оказались неэффективными, и во второй половине XVI в. социальная напряженность, вызванная огораживанием, достигла крайних пределов: тысячи людей, бывших арендаторов земель, вынуждены были покинуть свои дома и отправиться по стране просить милостыню. «Где раньше было множество жилищ и их обитателей, там теперь овчар и его собака», – писал по этому поводу епископ Латимер[175]. После смерти Генриха VIII была созвана чрезвычайная комиссия, задачей которой было собрать доказательства нарушения закона в наиболее пострадавших от огораживания графствах. В силу разных причин, включая сопротивление аристократии, задача эта не была выполнена. Позднее Джон Галес внес в парламент три законопроекта, которые предполагали охрану хлебопашества, ограничение торговли скотом, а также установление обязанности крупных овцеводов содержать ограниченное количество дойных коров. Однако и эти инициативы встретили мощное сопротивление аристократии, а потому законы так и не были приняты. Как следствие, в 1549 г. в восточных графствах вспыхнуло мощное крестьянское восстание, направленное на уничтожение огораживаний. И позднее такие восстания вспыхивали постоянно