Прекращение уголовного дела влечет за собой одновременно и прекращение уголовного преследования (ч. 3 ст. 24 УПК РФ).

В ст. 133 УПК РФ прямо указано, что право на реабилитацию (включая право на возмещение вреда, связанного с уголовным преследованием) имеют: а) подсудимый, в отношении которого вынесен оправдательный приговор; б) подсудимый, уголовное преследование в отношении которого прекращено в связи с отказом государственного обвинителя от обвинения; в) подозреваемый или обвиняемый, уголовное преследование в отношении которого прекращено по основаниям, предусмотренным п. 1, 2, 5 и 6 ч. 1 ст. 24[135] и п. 1 и 4–8 ч. 1 ст. 27 УПК РФ[136]; г) осужденный – в случаях полной или частичной отмены вступившего в законную силу обвинительного приговора суда и прекращения уголовного дела по основаниям, предусмотренным п. 1 и 2 ч. 1 ст. 27 УПК РФ[137], д) лицо, к которому были применены принудительные меры медицинского характера, – в случае отмены незаконного или необоснованного постановления суда о применении данной меры.[138]

М. В. Орлова ошибочно, на наш взгляд, считает, что некоторые изложенные выше основания реабилитации не могут быть, в действительности, основаниями реабилитации, исходя из философско-этических категорий справедливости. По этому поводу она пишет буквально следующее: «С позиции вышеизложенных теоретических положений прекращение уголовного преследования в отношении подозреваемого или обвиняемого за отсутствием заявления потерпевшего, если дело может быть возбуждено только по его заявлению (п. 5 ч. 1 ст. 24 УПК), за отсутствием заключения суда (п. 6 ч. 1 ст. 24 УПК), ввиду наличия неотмененного приговора, определения или постановления о прекращении дела по тому же обвинению либо постановления об отказе в возбуждении уголовного дела (п. 4–5 ч. 1 ст. 27 УПК), а равно ввиду отказа Государственной Думы на лишение неприкосновенности (п. 6 ч. 1 ст. 27 УПК), реабилитацией не является, поскольку категории «невиновность» и «несправедливость» к этим ситуациям не имеют отношения. Прекращение уголовного преследования ввиду отсутствия жалобы потерпевшего означает отсутствие обязательной процессуальной предпосылки (повода) для уголовного судопроизводства. Вопрос же о виновности или невиновности лица, подвергавшегося уголовному преследованию, как правило, остается открытым. При этом не исключается, что данное лицо совершило инкриминируемое преступление. Поэтому прекращение уголовного преследования в данном случае не означает, что обвиняемый является жертвой несправедливости, что его доброе имя подлежит восстановлению и что государство должно возместить ему вред. Такое основание прекращения уголовного дела вряд ли можно признать реабилитирующим».[139]

Представляется, что изложенная позиция не соответствует действующему российскому законодательству, международной практике и сильно напоминает объективное вменение. В этой же работе М. В. Орлова пишет так же неубедительно, на наш взгляд, о том, что невозможно признать реабилитацией и прекращение уголовного преследования ввиду того, что органом уголовного преследования не соблюдены особые условия, предусмотренные нормами гл. 52 УПК для отдельных категорий лиц. «Если при производстве по уголовному делу будет обнаружено, – утверждает она далее, – что в отношении члена Совета Федерации, депутата Государственной Думы, судьи или другого лица из числа упомянутых в п. 1, 3–5 и 10 ч. 1 ст. 448 УПК не имеется необходимого согласия соответствующего органа государственной власти или судебного заключения, уголовное преследование подлежит прекращению без исследования и разрешения вопроса о виновности или невиновности, что не является реабилитацией».