Не срабатывают – и, конечно же, не сработают – и репрессивные меры. Риск репрессий, как и риск личного устранения, заложен в ставки сегодняшнего бизнеса. Репрессивный режим может быть только выборочным, а раз выборочным, то, значит, политиканским. Как это было при Ельцине: не копай хотя бы под президента, и тебя никто не тронет. А если нечаянно тронут, всегда откупишься.

Поразительна – и вместе с тем характерна – красноярская история. Одна и та же высокая столичная комиссия (она же следственная бригада во главе с замминистра внутренних дел) инспектировала КрАЗ дважды. В первый раз приняла дары и не нашла никаких нарушений. Во второй (получив соответствующую политическую накачку) – дары отвергла и вскрыла целый букет нарушений: от нецелевого использования кредитов до организации заказных убийств.

Не менее характерно и дело, допустим, «Аэрофлота». Его то закрывают, то возобновляют, то вновь спускают на тормозах в зависимости от того, на каком поводке – на длинном или коротком – выгодно держать в данный момент основного фигуранта этого дела.

Такова и только что начавшаяся «шахматная комбинация» с Владимиром Гусинским.

Но дело не только в этом: наверняка существует и обратная связь. Если подвешенный на крючок олигарх позволяет себе предельно наглое (в самооценке, понятно, смелое) поведение, значит, у него у самого на крючке те, кто его подвесил. Интересно и важно вовсе не то, что тот или иной олигарх располагает тем или иным компроматом на первых лиц государства, и уж подавно не характер этого компромата (кто воровал, кто взрывал дома, кто растлевал малолетних и тому подобное), – важна обратная связь сама по себе. Принимающие то или иное решение люди страшатся разоблачений и принимают свои решения под давлением страха. Решения при этом могут оказаться вполне разумными, но «злокачественна» сама их природа.

Наряду с компроматом колоссальную роль сегодня играют и обязательства, гласные и негласные. При этом роль негласных куда важнее и пагубнее. Особенно когда это касается президента страны. Своим Указом № 1, напомню, даровавшим пожизненную неприкосновенность в одном флаконе с целым набором неслыханных привилегий ушедшему в досрочную отставку президенту Ельцину и членам его семьи (что и вовсе неслыханно). Разумеется, Указ № 1 можно в любой момент отменить указом за любым последующим номером, не говоря уж о принятии закона, который указ перечеркивает. Да мы и сами знаем, что и указам, и законам – грош цена; как раз в дни, когда пишутся эти строки, Дума приняла в первом чтении федеральные законы, имеющие обратную силу, что с юридической точки зрения просто чудовищно. Важнее, однако, негласные обязательства Путина перед Ельциным и «семьей», о которых широко заговорили в связи со скандалом вокруг назначения генерального прокурора, – оказывается, экс-президент сохранил право вето на все высшие кадровые решения!

Если это так, то Путин, ни словом не обмолвившись о наличии подобных обязательств в ходе предвыборной кампании и присягнув затем на Конституции служить интересам страны, принес ложную клятву. Потому что интересы страны и интересы «семьи» могут совпасть, но могут и не совпасть. А приоритетными стали интересы «семьи». Пишу это не для того, чтобы призвать к импичменту, и даже не для того, чтобы осудить морально «клятвопреступника» Путина, – нам важнее уяснить психологическую ситуацию, в которой он оказался. Потому что психологическое состояние самодержца аукается в судьбах страны: Наполеон (с которым доморощенные льстецы сравнивают Путина чаще, чем с Пиночетом или Петром Великим) проиграл главную битву своей жизни из-за насморка.