«Ну, как ты? Жива?» – серьезно спрашивает Алексей, а у самого лукавинка в глазах так и пляшет.

– Жива, как видишь. Догадываюсь, что спирт неразведенный мне дал. Спасибо!

– Не обижайся. Я сам не знал, что спирт не разведен. Василий свинью подсунул. Извини, это несмертельно, а без косметики ты стала лучше, милее.

Алексей прижимает ее к себе, Галке тепло и уютно в его объятьях.

– У меня сегодня плохой день, неудачная операция, умер человек. Давай помянем его.

Он приносит уже разбавленный водой спирт. Помянули.

– Тебе, Галочка, нужно поступить учиться в другое учебное заведение. Несерьезно то, что ты выбрала. Я могу помочь тебе в поступлении в институт, а не хочешь высшего образования, пожалуйста, медицинское училище. Я, кстати, там преподаю.

Он уже как-то начинал, в самом начале их знакомства, заводить разговор на эту тему

– Закончишь медучилище, будешь общаться с нормальными людьми, а не из богемы.

– Извини, а разве в театральном мире люди ненормальные?

– Ненормальные люди находятся, как правило, в психушке. Я не это имел в виду.

Алексей стал говорить о режиссерах, их женах артистках, играющих весь репертуар, а остальные артистки получают эпизодические роли или говорят «Кушать подано!», показавшись из-за кулис на минуту.

В его словах была правда, но поразительно, откуда он, врач, так хорошо знал закулисный мир театра. Наверное, из газет и журналов, ведь из них можно почерпнуть много чего интересного, и не только о людях искусства. И она рассказала ему о столичном режиссере и его предложении.

– А я, дуреха, отвергла это предложение и теперь буду в спектаклях говорить в лучшем случае «Кушать подано, господа», пока не найду себе мужа-режиссера. Мне показалось, что ты чем-то отдаленно напомнил мне столичного режиссера.

Хитро поглядев на Алексея, Галка рассмеялась.

– Понимаю ваш намек, сударыня. Предложением поступить в институт, а за это – постель. Неужели я похож на того старенького режиссера?

– Ну, не такой он и старенький, просто я его как-то сразу не полюбила.

– А я тебе нравлюсь?

Между Галкой и Алексеем началась словесная игра, она была шутливой, конечно, но, как известно, в каждой шутке есть доля правды.

Алексей, судя по его рассказам, был не последний хирург в городе. Он вводил ее в свой широкий круг интересов и знаний, он был полной противоположностью Марионасу, ласков, заботлив, внимателен, без цветов на свидание не приходил. Одно беспокоило Галку, он не приглашал ее к себе домой, а навязываться она не могла: язык не поворачивался, и гордость не позволяла. Благодаря ему она стала потихоньку отходить от дум о Марионасе, ей стало легче на душе от внимания этого сильного человека.

Сейчас, сидя на диване в комнате, освещаемой светом уличных фонарей, этот мужчина страстно целовал ее, сжимая в своих объятьях, и постепенно раздевал, желая ее близости. Сначала она позволяла, но воспоминание о сексуальном опыте с Марионасом заставило ускользнуть из объятий. Ей совсем не хотелось снова испытать неприятные ощущения. «Ну почему нельзя обойтись без постели, зачем он хочет все испортить?» – мелькало в ее голове. Оттолкнув Алексея, она стала собирать разбросанные вещи, торопливо надевая их на себя. В комнате повисло молчание. «Что случилось с тобой?» – недоумевая, спросил он.

– Я ничего не хочу. Не трогай меня!

Ее голос дрожал.

– Галочка, за что ты обиделась на меня? Если тебе не хочется близости со мной, то я и не настаиваю. Садись снова ко мне рядышком, и, хоть я чертовски устал за день, мы посидим и поболтаем до утра.

Он встал, нежно обнял, слегка касаясь губами лица, медленно и не разжимая объятий снова усадил ее рядом с собой на диван. Она сидела с закрытыми глазами, слушала ласковые слова Алексея, а видела перед собой лицо Марионаса. И вдруг неожиданно для себя Галка заплакала, слезы душили, и она дала им волю, от рыданий сотрясались плечи, вся ее душа и тело плакали, Галка прощалась с Марионасом.