Мать, выслушав рассказ, как могла, успокоила Галку, успокоилась сама, вздохнув с облегчением, видимо, приятно удивившись поступку Марионаса. На следующий день Галке было стыдно за свой поступок, но она все-таки пыталась критически оценить отказ Марионаса сделать ее своей женщиной, истинную причину благородного жеста знал только он. Скорее всего, он боялся ответственности за малолетку, ведь Галке не было восемнадцати лет. «И вот сейчас, в этот прощальный вечер, – подумала она, – он решил исправить свою ошибку, купить вина для расслабления и закрепить свои права на меня. Ну что ж, ведь это когда-то должно произойти, я очень люблю его и не представляю, как буду жить в разлуке».

Выпитое вино было сладким и сразу закружило, стало хорошо, все тревоги и сомнения ушли. Марионас страстно целовал, и она, словно тряпичная кукла, была податлива в его объятьях, наблюдая за его действиями как бы со стороны. Незаметно он увлек ее на ковер перед камином, бушевавшая в нем страсть достигла критической точки и затрудняла его дыхание, но не зажигала ее ответной страстью. Она хотела продолжения и не сопротивлялась ему, позволила снять с себя одежду и белье и обнаженная, с раздвинутыми ногами, чувствующими жар от камина, лежала, соприкасаясь с прохладным обнаженным телом Марионаса, ощущая его возбужденное естество. И когда, казалось, должно было произойти неизбежное, она скрестила ноги, не давая ему возможности войти в нее, и, пытаясь подняться с пола, произнесла. «Подожди, не трогай меня». Обнимая и целуя, он не давал ей возможности подняться, но все принимаемые им попытки терпели неудачу.

«Марионас, отпусти меня, пожалуйста», – взмолилась она. «Почему ты не хочешь стать моей, почему?» – громко шептал он.

– Я буду твоей, но потом.

– Когда потом, ты мучила меня целый год!

Он злился, но, быстро встав с пола, начал одеваться. Облегченно вздохнув, она тоже оделась, села рядом с ним на диван и молча смотрела на пылающий в камине огонь. В комнате стояла тишина, Марионас привлек ее к себе.

– Ты не рассказала о своих экзаменах. Трудно было поступить?

– Нет, нетрудно. Прочитала, спела, станцевала, вот и все экзамены. Мне грустно от разлуки с тобой.

И он снова ее успокаивал обещаниями скорой встречи.

– Ты пиши мне письма, я буду отвечать, и время разлуки пролетит незаметно.

– Да, обязательно.

– Ты не в обиде на меня за сегодняшний вечер?

– Нет, не в обиде.

Обвив его руками и прижавшись щекой к его щеке, она прошептала: «Чтобы ни произошло с нами дальше, клянусь, первым мужчиной у меня будешь только ты». И боясь расплакаться, разомкнув свои объятья, встала с дивана.

– Я, пожалуй, пойду домой.

– Хорошо.

У входной двери он снова обнимал и целовал ее на прощанье, и она уже, наверное, в сотый раз спрашивала его: «Так ты приедешь ко мне?». Но кроме обещаний, других гарантий не было.

– Беги домой и будь умницей в городе. Жди меня. Хотя теперь я уверен, ты правильно поступила сегодня, не позволив нашей близости. Я буду спокоен. Береги себя.

Распрощавшись и с трудом оторвавшись от него, Галка помчалась домой по безлюдным улицам поселка. Через день она уехала на учебу.

Город, в котором ей предстояло жить и учиться, был невелик. Центральная часть состояла из старых деревянных домов вперемешку с новыми зданиями из кирпича, в которых располагались административные службы города. Улочки были небольшие, уютные, в конце одной из них находился драматический театр. Белое здание с колоннами стояло на краю обрыва в овраг, поросший редким леском, а далее тянулись частные дома.

Занятия театральной студии проходили прямо в театре. Галка ходила по фойе, разглядывала фотографии артистов и мечтала о том, что когда-нибудь и ее портрет займет место в этом ряду. Она спускалась и поднималась по ярко освещенным лестницам, касаясь пальцами прохладных перил, представляла себя одетой в длинное, до пола, воздушное белое платье. Раньше она и представить себе не могла, что это место заставит ее душу так трепетать.