– Безусловно, мои потери будут огромны. Но я готов, – в голосе Хаммонда звучала уверенность. – Все эти два года, что живу в Империи, я готовился к этому дню. Безусловно, я не знаю ваших накоплений. Риск проиграть вам у меня есть. Но открывающиеся перспективы стоят того. Являясь владельцем теплиц, мне не придётся платить таможенные сборы, так как по законодательству Империи производственники платят налог только с факта производства. Маленькая лазейка, но с огромными возможностями, коими я воспользуюсь.

Хаммонд пригубил вина и продолжил.

– Как ни крути, обвал цен осенью выгоден всем, даруя шансы на тепличные контракты как мне, так и вам.

Красные глаза Лестера Кронли вспыхнули. Хаммонд понял, что слегка перестарался – делец почуял неладное. Но это слишком выгодное предложение. А главное, абсолютно безопасное. В крайнем случае, думал Хаммонд, он убеждён, что сумеет переиграть меня. Что ему всё же удастся перекупить контракты на теплицы. В конце концов, он сеариетц в Империи – всегда можно провести расследование и уличить Хафстольфа в преступном сговоре, а перед Императором это представить, как «Вражеский капитал Сеарита рвётся захватить ключевые производства Империи!».

Кронли протянул руку для рукопожатия. Хаммонд протянул свою, полностью покрыв ладонь гостя.

– Один нюанс, – сказал Кронли. – Я хочу, чтоб оплату вы передали не сеарами, а кое-какими товарами.

– Думаю, в этом не будет проблем.

Рукопожатие гостя было крепким. Когда он уже собирался уходить, Кронли повернулся к Хаммонду.

– Отчаяние толкает на героизм.

– Откуда это?

Кронли улыбнулся.

– Роман «Последняя чаша».

– У вас дурной вкус на литературу.

– А вы прочтите сами. Там есть некоторые интересные мысли.

Лестер Кронли ушёл не попрощавшись. Хаммонд остался сидеть в саду, задумчиво смотря в полуденное небо. Уильям услужливо подошёл убрать со стола.

– Уилл, вечером съездим в книжный магазин.

Помощник молча кивнул.

Вечерний воздух слегка трепал занавески комнаты. Настольная эфирная лампа освещала рабочий стол с беспорядочно разложенными папками личных дел.

«Я и забыл, как же эти бинты чешутся», то и дело, стараясь пошевелить раненым плечом, сетовал Галхард.

– Хорошо, что прихватил отличное успокаивающее средство.

Советник потянулся к стоящему в ногах ящику. Достав бутылку и протерев стакан, Галхард почувствовал за дверью приближающийся к комнате знакомый разум.

– Заходите, Марли, открыто, – крикнул советник.

– И вам доброго вечера, Галхард, – сказала Дугровская, входя в кабинет.

Советник знал Марли ещё с тех пор, когда та была молоденькой абитуриенткой. В те года её лицо ещё не было помечено шрамом от ожога. Молодая красивая женщина отправилась в научную экспедицию за пределы Империи и вернулась хмурой, решительной дамой с обожжённым лицом.

Она очень редко покидала территорию учебного заведения. Было очевидно, что её семья – это Академия, а студенты в ней – это её дети.

Марли, вскинув бровь, взглянула на ящик с бутылками.

– Человека можно вывезти из Рестаны, но не Рестану из человека. Вы же могли просто распорядиться, и вам бы все принесли. Зачем было ломать замок деканата?

Советник наполнил стакан ярко красным напитком и с наслаждением сделал глоток.

– И надеяться на расторопность лакеев ректора? Ваш начальник не способен даже перенести экзамены, так как я могу доверить этому человеку столь важное дело, как оперативная подача ценнейшего живительного нектара? Мое время слишком ценно, чтобы проводить его в бессмысленном ожидании! Ты, кстати, тоже угощайся.

Марли села в кресло. Галхард смотрел, как она достала из кармана деревянную плашку, которая, вспыхнув эфирным светом, выпустила небольшой сияющий сгусток линий, сочленений и точек. Сгусток вылетел из кабинета.