В 2006 году Штефан Хелль в Германии создал нечто аналогичное и получил "Премию будущего". В том же году журнал Science признал эту разработку одним из 10 важнейших достижений в науке.

В 2014 году Штефану Хеллю была присуждена Нобелевская премия (вместе с американцами Эриком Бетцигом и Эриком Мернером).

Пару лет назад Климов приходил ко мне в лабораторию и жаловался, что буржуи просто-напросто спёрли его изобретение, а заодно и Нобелевскую премию. Охотно в это верю.

Но я не уверен, помнит ли Андрей, что идея такого микроскопа была в 1990-е годы подарена ему мной (я постеснялся ему напомнить).

В те годы я плотно занимался вопросами флуоресцентного измерения переноса энергии между молекулами (мою книгу «Energy Transfer in Macromolecules» издало американское оптическое общество). Мы работали с Климовым в одном институте.

И как-то раз разгорелась дискуссия о границах применимости флуоресцентного метода. Андрей, занимавшийся флуоресцентной микроскопией мышечных волокон, был уверен, как все оптики-микроскописты, что разрешающая сила микроскопа лимитируется половиной длины световой волны.

Я был другого мнения. Предел оптической дифракции правомерен для процесса поглощения света, но не для флуоресценции. При поглощении света есть неопределенность (порядка длины волны) – какой именно молекулой будет поглощён фотон. Но при флуоресценции, если позицию молекул специально зафиксировать, такой неопределенности нет.

Например, можно устроить перенос энергии между двумя типами молекул. При этом фотоумножитель надо настроить так, чтобы он регистрировал флуоресценцию двух разных типов молекул по отдельности. Тогда разрешающая сила микроскопа будет лимитироваться только размерами самих молекул – 1 нанометр. Или для фото-селекции можно устроить фото-выгорание одного типа флуоресцирующих молекул. Результат будет тот же.

Климова я тогда вроде переубедил и больше к этому вопросу не возвращался. Андрей же, спустя некоторое время, довёл идею до технического решения.

В 2007 году в связи с победой на Конкурсе русских инноваций меня пригласили на Экономический форум в Питер. Там министр науки и образования А.А. Фурсенко вручил мне позолоченную статуэтку, сопроводив рукопожатие вежливыми словами «мне нравятся Ваши проекты». А я в ответ чуть не брякнул «а мне Ваши – нет», но сдержался, чтобы не портить праздник. В зале было много публики, журналистов, СМИ. Случился бы грандиозный скандал.

Ох, если бы я бухнул принародно про идиотские нововведения в сфере науки и образования, то, может быть, Фурсенку сразу бы сняли с министерского поста. И не было бы его залихватских реформ. Но внезапно приключившаяся со мной в Питере чрезмерная деликатность (чёрт бы её побрал!) на время спасла министра. Фурсенку сняли, но гораздо позже.

Его преемник Ливанов оказался вообще дебилом и вредителем. По инициативе Ливанова осуществился разгром Академии наук и возник, как кролик из-под шляпы, никчёмный ФАНО. Начали сливать академические Институты в несуразные территориально-административные конгломераты. В Москве, например, Физический институт слили с институтом Металлургии (они ведь на Ленинском проспекте рядом!) и т. п. По прошествии девяти лет я стал думать, что уж лучше бы остался на посту прожектёр Фурсенко.

В 2016 году министра Ливанова, который высказывался и поступал уж слишком отвратительно, заменили на менее неприятную персону – О.Ю. Васильеву, сначала работавшую в школе учительницей пения, потом – учительницей истории, затем защитившую кандидатскую и докторскую диссертации по истории Русской православной церкви, потом преподававшую в духовной семинарии, а затем окончившую дипломатическую академию МИД. Она теперь с благостной иезуитской физиономией завершает разгром российского образования и науки.