Рауль заметил, что Элита о чем-то очень взволнованно говорит с братом, и сделал так, чтобы этому разговору никто не мешал. Элите надо выговориться. Ей нелегко найти достойного собеседника, которому можно было бы доверить свои мысли и чувства. В тайниках ее души спрессовалось много того, что не каждому скажешь. Да и трудно это выразить еще и потому, что все накопившееся в душе начинает жить собственной жизнью и властвовать над человеком, не давая ему свободно вздохнуть.

Рауль подошел к Лидии и попросил:

– Пусть дети займутся, чем хотят. Хочешь, я сбегаю за мороженым?

– Не хочу. Я найду кого послать за мороженым. И потом…

У меня есть чем накормить детей!

– Но мороженое! Лидия, ты забыла, как мы мороженое предпочитали любой еде. А в душе – радость, аж зубы дрожат, а приятно! Помнишь, ты напевала эти слова на какой-то мотив?

Лидия помнила. Она помнила все!

В доме зазвонил телефон. Монтане и Фидель переглянулись. Лидия сообщила, что звонит Чибас. Фидель взял трубку. Разговор был коротким. Монтане понял, что Рауль Чибас хочет стать первым официальным лицом, которое встретится с Фиделем.

– Не знаю, что нужно этим лисам, – сказал Фидель.

– То же, что и всем остальным лисам, – ответила Лидия, не отходившая от телефона. Фидель объявил, что договорился о встрече с Чибасом и Аграмонте на завтра.

– Не от хорошей жизни они спешат встретиться с тобой, – буркнул Монтане и пристально посмотрел на Фиделя.

На следующий день Фиделя навестили Рауль Чибас и Роберто Аграмонте. Близорукий Чибас сквозь толстые стекла очков в черепаховой оправе старался как можно внимательнее рассмотреть Фиделя. Ему никак не удавалось уловить по выражению лица собеседника его характер и убеждения, хотя вроде бы искренне пытался вникнуть в смысл того, что слышит. Аграмонте же, напротив, был вкрадчив и осторожен. Тема единства действий стала центральной, но сразу же выяснились и трудности. Все упиралось в идеологию. Ортодоксов пугала активность и настойчивость Фиделя. Они поняли, что им не удастся укротить энергию Фиделя. Особенно теперь, когда за его плечами тюрьма Модело и возросшая популярность. И тем более они не смогут использовать все это для укрепления своих позиций. Они так и останутся партией, которая добивалась выборов и тем самым легализации режима Батисты. Им суждено остаться соглашателями. Маленький, толстый, вырядившийся в светлый дорогой костюм Аграмонте перед уходом начал было расшаркиваться, но вовремя, под пристальным взглядом стоявшего с ним рядом гиганта, опомнился. Хватило, может быть, не ума, но такта – парадность визита обязывала – прервать поток никчемных слов. Словами здесь ничего не добиться. Нужны действия, и такие, чтобы они были приемлемы для тех, кто стал знаменосцем борьбы.

Обоих визитеров охватила злость. Кто, в сущности, этот Фидель? Мальчишка в сравнении с ними! Они – политики. А этот? Ну устроит еще одну Монкаду. А дальше? И почему они должны чувствовать свою зависимость от человека, так и не расставшегося с мальчишескими замашками тогда, когда нужна серьезная политика. Политика! Не гоже им перед ним заискивать – а ведь приходится! Надо было делать выбор: либо Фидель и монкадисты, либо видимость игры в оппозицию, а на деле – фактический союз с тираном…

– Удастся ли с ним договориться, не ясно, – выразил вслух свои мысли Чибас. – Если бы не предстоящий съезд партии ортодоксов, я бы просто избегал встреч и любого общения с этим Фиделем, – слова были адресованы лично Аграмонте. Произнес он их перед тем, как устроиться в собственном «кадиллаке», чтобы отправиться в резиденцию партии ортодоксов, где их возвращения ждали другие лидеры.