– Я тоже знаю хороший способ. – улыбаюсь, с прищуром глядя на Стаса. – Молоко называется. Влажное... тёплое... Всё, как ты любишь. Подогреть?

– Молоко не обнимешь так сладко, как реальную девушку, – его смех сбивает сердце с ритма. Бархатный. Нереально красивый. По рукам пробегают мурашки. Я рада, что надела платье с длинным рукавом. Плотный сатин надёжно скроет то, с чем мне тяжело совладать.

Не найдясь с ответом, прячу улыбку за чашкой с кофе и впервые любуюсь тем, как ест мужчина. Стас жуёт неторопливо, полуопустив веки. Вилка небрежно зажата между длинными пальцами. От расслабленного запястья по предплечью выступают витиеватые магистрали вен. Чуть выше кости, выпирающей на запястье, прописными буквами набита короткая надпись:

Je ne regrette rien

– Я ни о чём не жалею, – пробую на вкус звучные слова, а хочется пробовать его кожу. – Совсем-совсем ни о чём?

– Совсем, – Стас смотрит мне в глаза прямо и пристально. В летней синеве его радужек ширятся всполохи готового разгореться пожара. – Знаешь французский?

– Это громко сказано, – встаю, чтобы убрать посуду в раковину. – Постигаю азы своими силами на досуге.

– Мечтаешь выйти замуж за иностранца?

Он тоже встаёт и нервно, – мне слышно, как позвякивают тарелки в мужских пальцах – помогает убрать со стола.

– Не исключаю такой возможности.

– Это многое объясняет.

Я прикусываю щёку изнутри. В этой, казалось бы, нейтральной реплике столько всего недосказанного, что от возмущения впору задохнуться. А Стас будто в издёвку едва заметно подмигивает.

Прямой, раскованный, статный. Король. Король положения, чтоб его.

– Вот только не надо этой иронии в голосе... – начинаю злиться.

Да что он знает?!

– Ш-ш-ш, успокойся, – Стас заправляет мне прядь волос за ухо и приближается вплотную. – За забором трава всегда зеленее, – его ладонь проскальзывает по моему подбородку, запрокидывая голову. Волнующе близко к мужским приоткрытым губам. – И чем трава эта дальше, тем она желаннее, – ладонь следует ниже по моей шее, добирается до ключиц, затем резко съезжает вниз, накрывая грудь прямо над сердцем. Кажется, оно сейчас сорвётся куда-то вниз живота. – Может, у тебя даже получится перелезть тот забор, – теперь к его руке присоединяется вторая и он плавно продолжает спуск, обхватывает бёдра. Слегка надавливает на ягодицы пальцами, заставляя теснее прижиматься к каменному паху. – Но там может не оказаться того, что ты чувствуешь... сейчас. Прислушайся, как трещит воздух. Это химия, Солнце.

Самоуверенно.

Объективно.

Он так близко аж дыхание вышибает. Нельзя нам. Не нужно! Но даже в мыслях оттолкнуть его больно. Я прикрываю глаза в невольном предвкушении поцелуя. Воздух раскалённый, губы горят, ноют, ждут... Давай же!

– Хочешь совет? – Стас резко отстраняется, затем и вовсе поворачивается ко мне спиной. Ну кто так делает?! – Сначала убедись, не будешь ли жалеть об упущенном. Мне нужно идти. Вечером встречу.

Он выходит, а я смотрю на дверь и где-то внутри тугим узлом скручивается то, из-за чего становится горько. И ещё больше хочется остаться.

12. Пёс и волчица

Стас

– Уже познакомился с Асей? – спрашивает бабушка, когда я помогаю ей устроить забинтованную ногу на пуфик. – Вы поладили?

– Пока не подрались, – отвечаю уклончиво. Разморённый домашним уютом и сытным обедом, присаживаюсь рядом на ковре, сжимая в ладонях морщинистую руку.

– Станислав! Что за плебейские манеры? – привычно ворчит она.

– В комнате помимо дивана есть два свободных кресла, – подхватывает мать, не отрываясь от заполнения каких-то бланков.

– Ба, ты же знаешь, когда нужно я умею прикинуться воспитанным.