– Эй, вы, за что наказаны эти люди? – окликнул конвоиров барон. Один из них, отвратительный лысый здоровяк, нехотя обернулся и пристально посмотрел на своего нового господина.

– Каждый за своё, – ответил он.

– Знаешь ли ты, кто я?

– Знаю, – сказал тот с едва уловимой усмешкой. – Ты – наш новый король. Приветствуем тебя, ваше величество!

И процессия продолжила путь. Барона такой приём привёл в бешенство, он ожидал несколько иного поведения от подданных. Однако начинать своё царствование со стычки глупо, благоразумнее сначала добраться до замка и вступить на престол, а затем уже привести в порядок дисциплину. Двинувшись дальше и вновь поравнявшись с процессией, барон внимательно посмотрел на конвоиров. У всех в лицах и фигурах были какие-то изъяны, чего нельзя было сказать о пленниках, вполне обычных людях. «Отвратительные уроды, как на подбор» – подумал барон о своих новых слугах.

Уже почти стемнело, когда обоз достиг расположенного у подножия замка городка. Дела здесь шли не лучшим образом, всюду царил упадок и разруха. Дома маленькие, из сгнившей и потемневшей от сырости и старости древесины; узкие изломанные улицы утопали в грязи и нечистотах. Люди жили в нищете и скученности. Лица были усталыми и измождёнными, на них лежала печать уныния и равнодушия. Барон подметил, что на улицах совершенно нет детей, играющих возле домов или бегающих стайками. Женщины заняты только работой, в их руках было что угодно, только не ручки детей. «Это плохо, – рассуждал барон. – Если женщины не рожают достаточно детей, то в скором времени некем будет пополнять армию».

Наконец обоз выехал на главную площадь городка, от которой до замка вела прямая улица. Здесь располагалось несколько относительно крупных и крепких зданий, возле которых кучковались солдаты в чёрных латах. «Что-то вроде казарм для следящего за порядком в поселении войска», – предположил барон. Какого только сброда не было среди солдатни: хромые, косые, искалеченные, покрытые шрамами, ожогами и нелепыми рисунками. Взгляд цеплялся только за их уродства, но не за обычную для этого сословия воинскую стать и выправку. И сразу же Генрих наметил реформу: «Это никуда не годится. О короле судят в том числе и по его войску. Что будут думать обо мне соседние правители, когда увидят под моими величественными знамёнами этих выродков?»

На площади отсутствовали все присущие городу заведения. Не шла торговля, мужичьё не горланило возле кабаков, часы на ратуше не задавали ритм городской жизни. Отсутствие церкви особо поразило барона, да и недостаток злачных мест показался ему большим упущением. «Народу нужно жрать, – рассуждал он, – глазеть на всякие гнусности и верить, что в конце никчёмной жизни каждого из них ждёт высшая награда – вечность. Тогда толпа послушнее, чем под страхом немедленной смерти. А тут и поглазеть, кроме как на казни, не на что. Зато к этому здесь, похоже, имеют вкус». Спешившись, он шёл мимо позорных столбов, к которым цепями были прикованы залитые кровью и грязью люди; мимо колодок, кольев, дыб, виселиц… И всюду крик, вопль, стон… Здесь же была вырыта яма, в которой, трясясь от холода и страха, сидели несколько человек с прикрытыми только грязью телами. Они поднимали головы, тянули к барону руки, умоляли вытащить их отсюда. Их властителю стало не по себе, и он поспешил вернуться в карету. Обоз двинулся к замку.

Невысокий, приземистый, тёмного камня, замок являл пример полного отсутствия мысли в архитектуре. Стены были покрыты копотью и плесенью, защитный ров отсутствовал; всё кричало о бедности бывшего правителя. Новоявленного князя вышли встречать придворные. Возглавлял их невысокий человек в бесформенном балахоне. Морщинистое лицо скрывал капюшон. Человек заговорил, пуская слюну по подбородку: