Ответ лезвием полоснул по нервам.

– Элинор! Скорее, надо подготовиться! – Рамон ворвался в спальню, перепугав дремавшую женщину. Она приподнялась на кровати и повернула к нему сонное, растерянное лицо.

– Что? Что такое?

– Почему они еще тут, а? Где еще не были в этом здании? – Элинор продолжала, ничего не понимая, хмуро смотреть на него, и Рамон нетерпеливо мотнул головой в сторону выхода. – Ну, очевидно же! Они знают, что есть дверь на чердак. Запертая. Но теперь, когда их много, эти люди точно придут ее ломать. Как ту, в подвале. Может, надеются еще чем-нибудь тут поживиться, – ему было трудно сохранять самообладание: голос дрожал, челюсти будто окаменели вместе с губами, мешая нормальной артикуляции. Это была она – новая волна слабости, что отравляла ему жизнь с давних пор. Но ее напор нужно выдержать, потому что в такой опасности Рамон никогда не был.

По крайней мере, в этот раз он был не один.

К Элинор постепенно приходило понимание, и выражение лица менялось:

– Они идут? Они смогут сломать нашу дверь?

– Не знаю, смогут или нет, но я уверен, что скоро поднимутся. Нам надо подготовиться, – мужчина судорожно сглотнул.

Филомена встала с постели, натянула босоножки.

– Что надо делать?

– Собирай все режущие и колющие предметы. А я забаррикадирую дверь. Не хочу ни с кем драться, но если они сами к нам полезут – придется. Будем отбиваться, чем сможем.

– Рамон…

– Что еще нам остается?

За последующие десять минут у двери выросла хаотичная комбинация из дерева и металла – Рамон перетащил к ней всю мебель, какую можно было поднять в одиночку. Сняв насквозь мокрую от пота майку, он сел на нижнюю ступеньку и вздохнул:

– Долгая может выдаться ночь, – Элинор тем временем собрала в одну кучу потенциальное оружие: молоток, тесак для мяса, топорик… – А крышку деревянную зачем? – спросил недоуменно Рамон, когда подошел осмотреть амуницию.

– Ну… Можно как щит использовать, если все совсем плохо окажется.

Рамон не сдержал истеричного смешка, взяв крышку за большую ручку:

– А что, удобно. И топором не сразу пробьешь.

– Вот до чего мы дошли, – горько изрекла Элинор, обведя рукой баррикаду и орудия. – Хотели тихой, спокойной жизни, а теперь готовимся отбивать штурм.

– Кто же знал? Вдуматься только: я проделал такую работу; мы забрались в самое безлюдное место в радиусе сотни километров, но нас и здесь достали! И все рискует стать еще хуже, чем было, из-за каких-то подонков, будь они прокляты! – Рамон сплюнул. Его лицо ожесточилось, и будь он в состоянии видеть себя со стороны, понял бы, почему эта перемена вызвала у Элинор заметную неприязнь.

Ночь подобралась вплотную, давила на веки, и усталость мало-помалу вытесняла нервозность. Головы Рамона и Элинор склонились в сладкой дрёме, потом – в крепком сне прямо на посту у баррикады.

Он проснулся первым. Нестерпимо ныла спина и затекла шея: стул оказался не очень удобной кроватью. Рядом в похожей позе сопела любимая, подперев голову рукой. Волосы закрывали ее красивое лицо, а локоть грозил вот-вот соскользнуть со спинки.

Оборонительное нагромождение не претерпело видимых изменений. А если б и претерпело, им предшествовал бы шум, какой сложно проспать. Рамон протер слезившиеся глаза, потянулся и посмотрел на часы: семь утра. С опостылевшей за последние дни осторожностью он приблизился к двери, точнее – к тому, что свалил перед ней накануне. Стало очевидно, что из-за баррикады звуки долетали хуже, а значит – можно не услышать происходящего на первом этаже. Впрочем, Рамон был уверен: гости никуда не делись. Мужчина не уловил, разговор ли то был, топот ног или далекий грохот металла, сбрасываемого в кучу, – вибрации, ощущавшиеся в воздухе, раздражали слуховые рецепторы.