Он вслух, почти беззвучно, произносит:

– Градов?..

И тут же отдёргивается, как от ожога. Сердце колотится. Он не понял, спросил ли он или ответил. Имя ли это или предупреждение. Но оно осталось с ним как клеймо.

Он кладёт фотографию на стол, но пальцы дрожат. В зеркале отражение слегка двигается – как будто с запозданием в одно дыхание, но он больше не смотрит на него.

Артём вышел из подъезда с тем же ощущением, что последнее время не оставляло его ни на минуту: будто мир стал мягким, как тёплый воск, и кто-то осторожно, но неумолимо менял его очертания. На первый взгляд всё было как всегда – шум машин, перекресток, суета прохожих. Но приглядевшись, он понял: линии домов больше не были прямыми. Кирпичные фасады словно чуть провисали, окна напоминали старые зеркала, искажённо отражающие улицу, которую Артём знал наизусть. Но там, в стекле, ни с того ни с сего были пальмы или гигантские сталактиты. Или все, что угодно, но только не улица.

Он замедлил шаг.

У автобусной остановки стояла женщина с коляской, качала её, не глядя внутрь, и монотонно повторяла:

– Всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо.

Артём обошел её, сердце глухо бухало где-то в горле. Мужчина в сером костюме, проходя мимо, обронил фразу в телефон:

– Ты слышишь её? Нет? Тогда она уже в тебе.

И пошёл дальше, как ни в чём не бывало.

Он по-прежнему пытался убедить себя, что просто устал. Что это остаточные галлюцинации, стресс, недосып. Но всё чаще возникали моменты, когда окружающее начинало напоминать маску, надетую на что-то иное.

Фонарь на перекрёстке моргнул. Из-под его мигающего света вышел старик в пальто. Он шёл, опираясь на трость, неспешно, уверенно. И прошёл прямо сквозь металлический столб, даже не замедлив шага. Артём остановился как вкопанный. Обернулся. Столб был на месте. Старик исчез за углом.