– Ты даешь нам клочок Калифорнии, защиту на своей земле и позволяешь вести дела отсюда. Не слишком ли много обещаний, Кассий? – Николай выдыхает густой дым от сигары, глядя мне в глаза. – Ты достаточно молод для Дона, но я наслышан о тебе, именно поэтому сейчас даю время, чтобы обдумать еще раз то, что ты сказал.

Я откидываюсь на спинку кресла, закидывая ногу на ногу так, что ботинок одной лежит на колени другой. Мои руки ложатся на оба подлокотника. Уже второй намек на то, что я молод и беспечен. Это начинает раздражать меня настолько, что я готов дать своим людям сигнал о начале наступления.

Хитро прищуриваюсь, ухмыляюсь в зверином оскале:

– Мне пришлось повзрослеть в двенадцать лет, ровно тогда, когда я нашел свою сестру повешенной. Я сидел в хреновой тюрьме, каждый день получая порцию перцовки в глаза и удары дубинками. Я пошел против своего Дона, который выжил из ума, и делал все, чтобы Мексиканская мафия стала клоунами. Ты, кстати, принимал в этом дерьмовой цирке непосредственное участие, пытаясь раскрутить его на товар и деньги, хотя на тот момент мы были союзниками. – Я наклоняю голову набок, наблюдая, как брови Николая сходятся на переносице. – И знаешь, что стало с Доном и теми, кто плевал на нашу репутацию? Их тела уже сожрали черви, и я стал тем, кто отправил их всех в могилу. Вот эту информацию ты должен держать в голове, а не год моего рождения.

Я делаю паузу, пока Николай затягивается сигарой, и старается не отводить голубые глаза от черного омута моего взгляда. Я чувствую, что превосходство возвращается ко мне, а воздух в кабинете наэлектризовывается и накаляет обстановку.

– Я стал Доном не потому, что захотел этого сам: меня выбрала вся Мексиканская мафия. И, признаться, всю работу Босса я делал уже давно, задолго до того, как ты появился на моем шахматном поле, – я продолжаю ухмыляться. – Мне не нужно время на обдумывание своих слов. Мне нужен твой ответ, потому что предложение не бессрочное.

– Ты обещаешь то, что выполнить под силу не каждому, Кассий. И обратной дороги не будет: я всегда беру то, что по праву становится моим. Помощница, что скажешь? – Николай смотрит на Джулари, удобнее присаживаясь в кресле.

Чертова провокация. Он намеренно отдает ей невидимый микрофон, ожидая, что сейчас она промямлит что-то неразборчивое, и убежит в слезах. Он думает, что так сможет указать на истинное лицо моего главенства: обозначить то, что я слишком молод для Дона, показать, что я даю туманные обещания, и ничего не смыслю. Как же, мать твою, он удивится. Я в предвкушении смотрю на него, не в силах скрыть довольную ухмылку. Краем глаза замечаю, что Марко прикрывает рот бокалом, потому что тоже знает, что Джулари относится к типу женщин, которые способны оторвать яйца одним взглядом.

Моя жена тем временем спокойно затягивается своей любимой вишневой сигаретой, глядя прямо на Николая. Она сидит рядом со мной, закинув ногу на ногу.

– Меня зовут Джулари, но никак не помощница, – О, да, детка. Жги. – В обещаниях Кассия нет ничего сверхъестественного: клочок Калифорнии вы получите только при условии, что Нуэстра будет уничтожена. Мы получим часть территории при точно таких же условиях, то есть и ваша, и наша семья на равных. Есть ли риск? Нет, ведь эта земля и сейчас принадлежит другим, но вот в войне, конечно, присутствует вероятность быть убитыми – очевидно.

Но еще и очевидно то, что полечь можем и мы. Дорога для поставок ведет к нам – но ведь мы не говорим о том, что и товар будет нашим. Здесь вы получаете только неприкосновенность, которую мы вполне можем гарантировать. Вы же знаете, что мы работаем с другими вещами, поэтому перемешивание наших поставок исключено. Есть ли для вас и нас выгода? Да, мы будем поставлять товар совместно, а на самой Калифорнии разделяться, – меньше риска, а точнее, его нет вообще. Защита? Ну, мы вас трогать не будем, что логично, ведь союз это и подразумевает. Но вот война с другими Фамилиями – ваша борьба, а наша помощь возможна исходя из ситуации. – Она делает глоток холодного кофе с банановым сиропом, погружая кабинет в тишину. – И в чем же, скажите мне, вы видите здесь иллюзию? В том, что такого вам больше никто не предложит? – Из нее вырывается надменная усмешка, и это, черт возьми, самый сексуальный звук.