Минувшая седмица нелегко далась князю. Закрытые городские ворота, усиленная стража, вооруженное войско, не смогли защитить жителей. Издали очевидцы видели огромную черную волчицу, лютующую на улицах да дворах. И с каждой ночью жертвы находили все ближе к княжьему терему. И было их все больше. Будто терем был центром, притягивающим злость и ненависть черной гостьи.

…

– Как же я оставлю тебя, даже для охоты, ладушка, – молодой князь Муромский нежно взял в руки ладонь жены, – ты ж вот- вот родишь мне наследника-богатыря, али дочь красавицу.

– Поезжай ужо, сокол мой ясный, – княгиня тепло улыбнулась, приложив руки князя к своему большому животу, – добудь мне оленя али вепря трудом охотницким.

…

– Спускай, – крикнул князь выжлятникам (охотники, ведущие на поводках свору гончих псов Прим. автора) – вишь, как разлаялись, вепрь видать матерый в кустах засел.

Собаки сорвались со сворки и исчезли в лесу. Внезапно раздался дикий визг. Лай усилился. Охотники бросились в кусты. На небольшой полянке, спиной к вырытой под корнями огромного дуба норе, стояла крупная волчица. Шерсть вздыбилась на загривке. С оскаленных клыков капала слюна, желтые глаза глядели яростно и одновременно отчаянно. Три лучших гончих лежали поодаль в последнем издыхании.

– Ах, ты ж падаль, – взвился от злобы князь, и выхватил охотничий топор – лучших гончаков мне погубила.

– Постой, княже, негоже эдак. Велес (древнеславянский бог – покровитель животных Прим. автора)) не простит. Погляди – придержал за руку его выжлятник. Позади волчицы выползли из норки на свет божий несколько малых волчат. Голубые глазки смотрели на гостей доверчиво и удивленно.

– Не перечь, – выдернул руку князь, – все едино – убью.

Охота не удалась. На оставленной княжьей свитой полянке, рядом с убитой волчицей лежали шесть серых комочков. Будто сок лесной земляники густо запятнал пушистую шерстку.

…

Богатыри втроем с трудом стянули с Василия застывшего медведя. Меч прошел насквозь, пробив густую шкуру на спине. Но и Василию досталось. Удар мощной лапы разорвал на плече кольчугу и располосовал плечо. Кровь из рассеченной клыком щеки уже начала подсыхать. Княжна спрыгнула с повозки и, поднявшись на цыпочки, чмокнула богатыря в щеку.

– Спасибо тебе, сердечное, дядька Василий, вовек службы твоей не забуду, – и тут же рванулась обратно к повозке, ковыряясь в тряпках, – дозволь рану твою перевязать.

– Не пойму, зачем «сам» на княжну то бросился, – покрутил ус Василий, – никогда ранее на людей не нападал, мирно с нами жил. Нападает он, только когда лес свой защищает.

Где-то в невдалеке раздался тоскливый волчий вой. Ему вторил другой, от реки. В глубине чащи, в полосах густеющего вечернего тумана, мелькнули серые тени.

На лес падала вечерняя сырость. Потянуло зябким низовым ветерком. Тревожно шуршал сосновыми кронами недобрый лес.

– Живее, – подгонял всех Василий, – здесь избушка есть недалеко, там на ночь укроемся.

…

Ленивый огонек скупо освещал толстые бревенчатые стены небольшой избушки. Снаружи что-то тихонько потрескивало. В небольшое окно любопытно заглядывала бледная луна. Богатыри сидели в полном снаряжении, с мечами в руках.

– Поспала бы, княжна, а богатыри сон твой охранять тут будут, глаз не сомкнут, а я – Василий глянул в окошко на луну, – снаружи посторожу. Час Волка приближается.

Все приумолкли.

– Дядька Василий, а что это за Час Волка? – спросила княжна Елена, укрываясь плащом.

– Самое злое время в ночи, княжна, – ответил Василий, – серые сумерки не дают в этот час человеку пса от волка отличить. И тут вот и вылазит наружу вся нечисть, что в лесу густом живет, да добычу себе ищет, теплого тела жаждет, значит.