ноябрьским и день рожденья
и левитановы обращенья
картофельный бело-рассыпчатый сон
жизнь я потрясён
Владимир Гандельсман. «завёрнутая в одеяло…»174 ;
Жаль будет расставаться с белым,
боюсь, до боли,
с лицом аллеи опустелым,
со снегом, шепчущим: постелим,
постелим, что ли…
<…>
Жаль только расставаться с белым,
пусть там белее,
с неумолимой рифмой: с телом,
с древесной гарью, с прокоптелым
лицом аллеи.
Владимир Гандельсман. «Лирика»175 ;
куда нам деть себя под вечер
когда вдвойне иноязчны
мы пьем столичную и млечный
сулит больничный
Демьян Кудрявцев. «Трафальгар»176
 Междометия любви. Пот не виден на траве.
 А что ты давно в крови, так невеста, знать, сильна.
 Только морду не криви, если острый в рукаве.
 Ночь играет в голове. На душе одна слюна.
Давид Паташинский. «Пальцы лапают ключа. Догорит твоя свеча…»177 ;
Как лимончик прособачишь в однорукие —
бытие воспринимается скупей.
Всюду лица недоделанные русские,
не закрашенные контуры бровей.
Владимир Бауэр. «Лимончик»178.

Эти примеры показывают, что степень ясности, какое именно существительное подразумевается, может быть разной. Иногда оно сразу очевидно, как в первом примере с предварительным перечислением языков, иногда уточняется в последующем контексте, как во втором примере, иногда определяемое существительное остается в подтексте, но легко угадывается (с белым [светом]), (острый [нож]). Последний пример в большей степени загадочен, потому что вся первая строка состоит из жаргонных слов: лимончик – ‘миллион рублей’, прособачишь – ‘бессмысленно потратишь’, однорукие – ‘игровые автоматы, которые называют однорукими бандитами’.


Итак, именной синкретизм проявляет себя в современной поэзии многими нетривиальными способами:

• дефразеологизацией грамматических реликтов типа у сера моря, из сыра-бора;

• помещением слов в такие контексты, в которых их частеречная принадлежность может пониматься по-разному – типа нелюдим, седовлас;

• преобразованием прилагательного в существительное редеривацией – типа звездная желта, солнца желт;

• употреблением слов типа светло, темно, сухо в позиции подлежащего или дополнения;

• созданием неологизмов типа птицая, клюквым, жирафые, воспроизводящим исторический способ образования полных прилагательных;

• образованием сравнительной степени существительных типа дровее, весней, морей;

• образованием сочетаний с существительным-определением типа гниль-огонек, омут-стынь, мороз-пути;

• образованием конструкций типа войным-война, зимым-зима, бревным-бревно;

• десубстантивацией типа прохожий Бог, насекомую службу, запятой эмбрион;

• субстантивацией прилагательных в контекстах с устранением существительных – типа кастрюля варёной, расставаться с белым, острый в рукаве.

ГЛАВА 2. ПАДЕЖНАЯ ВАРИАНТНОСТЬ

Так утешает язык певца,
превосходя самоё природу,
свои окончания без конца
по падежу, по числу, по роду
меняя, Бог знает кому в угоду,
глядя в воду глазами пловца.
Иосиф Бродский

В этой главе вариантность понимается не как явление альтернативной нормы (типа в цехе – в цеху), а как явление системы, возможности которой нередко противоречат норме (типа в марте – в марту).

Грамматические аномалии в современной поэзии затрагивают всю парадигму существительных и часто обнаруживают не только разнообразную стилистическую маркированность, но и специфическую контекстуальную семантику.

В стихи включаются системные варианты падежных форм, представленные в диалектах и просторечии.

Следующая группа примеров иллюстрирует продуктивность флексии -у в формах предложного падежа единственного числа существительных мужского рода – за пределами той лексической ограниченности (