– На одну сторону, но с Обеих.

Можно сказать, одни те же поздравили на параде, потом по быстренькому переоделись и на кладбище уж стоят, как покойники с косами Савелия Крамарова, однако. А то, как заметил один рассказчик об этом фильме – кажется, Николай Еременко, наш, серцевед французского Красного и Черного Стендаля:

– Только что был голый в бане, а уже он же и кричит караул на другой стороне улицы, – вот у этого самого кладбища с косой, как к заупокойной мессе.

Не понимали ишшо тогда, что это можно, но не только при условии, что, значит:

– Это кому-то надо-о, а им:

– Всё можно.

Потому что так и было задумано, – а почему до сих пор неизвестно Борису Парамонову – даже я и то – не совсем понимаю.

Ответа, как тоже в кино:

– Служба-а! – недостаточно.

Продолжает настаивать на нелепости – Б. П., – имеется в виду:

– Есть еще, говорит, мамонты в джунглях, которые не могут простить Солженицыну, что он уничтожил нашу родну совецку власть.

Тогда как совершенно очевидно, что Солженицын ее усилил. Ибо критики советской власти и нет в Архипелаге Гулаг, а только сомнение, как у любого конюха, водовоза и даже рабочего:

– Чё-то, можа, было и не совсем так, но ведь со всеми бывает, не правда ли, – как иногда замечает Иван Толстой, – а:

– А об чем речь? – да всё о том, что совецка наша власть нерушима.

Поэтому, если Солженицын и указывает на какие-то недостатки, но именно:

– Стены Иерихонской – нерушимой.

Любой писатель – поэтому – имеющий доступ, значит, к письму – знает эту элементарную сегодня прохиндиаду, как правила орфографии знал Вергилий Солженицына Василий Теркин в роли Твардовского:

– Если Росинка – не дай боже – растет даже на лбу вагоновожатой, но она, как у Михаила Булгакова обязательно в красном галстуке:

– Выйди, как Аннушка с похмелья подсолнечным маслом, и обосрись от иво недержания при такой обильной смазке, – и – мотри не промахнись:

– На рельсы, чтобы попало, как можно больше говна-то-сь.

Следовательно, поэтому и происходит отделение головы от государства:

– Отдам и ее эту Росинку на заклание, чтобы голова у всех работа, – как сказал дед или прадед Михаила Ефремова про свою любимый Большой Сиэтэ и постановки спектаклей там:

– Чтобы только они были Поставлены Правильно!

Поэтому хотя я и написал раньше, что это значит:

– По пьянке, – но здесь другая тер-минология, именно по Шарикову:

– Чтобы ВСЕ, – знали, мил херц, только одно и тоже.

Почему и положено априори:

– Солженицын – это и есть мамонт, – кики ишшо, батюшка те, мамонты-то нужны?! Чтобы ДУМАЛИ и, мама-мия:

– Наоборот-т!

Такая неприкрытая Дэза Бориса Парамонова легко разрушается одним способом, против которого они все, Лев Толстой, Солженицын, и даже Борис Парамонов, живущий – можно подумать – в новом времени:

– Восстали, – как перед непониманием, как легко разрушить и Иерихонскую стену одним только трубным гласом, который и услышал Моисей после победы у горы Синай, что смог, как Владимир Высоцкий, проложивший по тайге Сибирскую Трассу вместе с Татьяной Конюховой и Димой Гориным, – услышать:

– Вы – боги!

Что значит – почти ничего не делая, как и Иисус Христос – а превратили мир в совсем другой, разделив Ветхий Завет пополам. И таким, очевидным, образом Ветхого Завета, как предшествующего Новому Завету – НЕ СТАЛО.

Ибо Новый Завет – это разделенный пополам Ветхий Завет.

Разделенный, однако, по Великой теореме Ферма, по Кролю Лиру – и другим произведениям – Вильяма Шекспира, по Джонсону и Макферсону Александра Пушкина и его же Воображаемому Разговору с Александром 1.

Тогда как вся канитель, затеянная Советской Властью с Солженицыным – это попробовать опять штурмовать Новый Завет с помощью: