Енин? Наверно, если Сол-н смог узнать его под псевдонимом: Ле-Шева.

Надо было Ивану Толстому запускать не эту, его привычную, бравурную музыку, а похоронный марш.

Говорится: почему в 20 веке заговорили о Конце Романа?

Так только потому, что никто толком не понимал, что Роман – это символ Нового Завета, сам, по сути дела:

– Новый Завет, – а не разлюли-малина, которую пишут школьные учителя, потерявшие работу в Казахстане, но даже и не про них речь – о конце романа зашла речь только потому, что, наконец, поняли:

– Эту советскую лабуду – хоть Вайнеров, или Стругацких, – а:

– Читать невозможно!

Советские писатели не имели права даже – не только понимать, что они делают, но и даже:

– Запоминать нельзя! – ибо:

– Как козленочек шпионом, сукин сын, сможешь стать!

Говорит, что роман кончился, так как исчез его Герой. Но в том-то и дело, что его никогда не было здесь – так:

– Иллюзия, – как смысл самой реальности – Герой Романа – не дальновидничал.

А здесь Б. П.:

– Деятельный человек исчез из жизни. – Но:

– То, что должен делать Герой Романа – тянуть провода связи между Полями и Текстом Романа, между людьми и богом – запретили, как надписью на крышке гроба самого Романа, и являющегося воплощением философий Канта и Гегеля.

Мандельштам – статья Конец Романа, 1927 год.

– Сейчас время не для романов, – писал Мандельштам, – говорит Борис Парамонов. Но тогда был 27 год, а Б. П. этот тезис тащит и сейчас, как именно, что:

– Роман не нужен, а нужна статья или Эссе, т.к. роман – это и есть пресловутые Плюшки-Финтифлюшки Сол-на.

Говорятся слова:

– Образ Героя, – но! Его не может быть, так как Герой и Сцилла и Харибда, и не одновременно, а по очереди – уловить это их единство удалось только Одиссею многоумному – остальные – их нету.

Ибо Герой Романа – это ТРОЕ – Макферсон и Джонсон и их объединяющий обман в лице Читателя.

А также Пушкин и Царь – тоже самое, возможны, как герои романа, только взявшись за руки, как друзья с Гулливером – Читателем!

А тут:

– Героем становится сам писатель, – а:

– Когда думали хоть кто-нибудь иначе?

Но в том-то и дело, что такой ответ второстепенен – ибо настоящий Герой – это именно не бог, – а:

– В Его роли Человек, – переводимый в Книге, как ЧИТАТЕЛЬ.

Он – как мог сказал Высоцкий Шарапову – единственный и неповторимый свидетель для всех времен и народов, так как только Он и оживляет их мертвые, павшие с смертельной битве, тела.

Говорится, что Солженицын преобразил свою собственную жизнь в роман. Может быть, но и, увы, с участием чертей.

Поэтому по приезде его в Россию, этот роман целиком и полностью не только рухнул, но и не состоялся:

– Эту золотую рыпку – оказалась, придумала Старуха Изергиль.

Но, видимо, уже был гот-офф тот план Барбаросса, что:

– А таперь, сынки, буем брать ваз не мытьем, а катанием, вот в сегодняшних воронках. – Появилась вместо обмана, Образа:

– Атака откровенной ложью.

Борис Парамонов говорит, что написанием Архипелага Гулаг Солженицын взял на себя грехи мира. Не рехнулся, случайно?! Или, всё-таки, сказал это Борис Парамонов для красного словца, совершенно, не соображая, что лепит.

Человек, распространяющий без зазрения совести совершенно облезлую от полной наглости ложь, пользуясь своим долгим отсутствием, причаливает к берегу не со златом и серебром, как Граф Монте Кристо к полностью разорившемуся Папе Карло, а с мешком наглого откровенного говна, которое люди покупают от радости, что дают по дешевке:

– Нам не надо – детям пригодится, как история древнего мира.

Потом пробуют и опупевают, ибо Враг уже не у Ворот, – а сами, мы, ослы и впустили его сюда. Хотя и не совсем так это было, но все равно помог за орден на грудь себе, взять нашу маленькую, но уже любимую, как поляками Польша – по словам незабвенного Гайдара: