– Благодарю вас премного. Я скоро…

Уже на следующее утро погода переменилась, как они и ожидали. Солнце, едва появившись из-за горизонта стало пригревать. Лизавета с попутчиками сердечно поблагодарив хозяев за оказанный приём, поспешили попрощаться.

– Удачной дороги Вам, мои хорошие… – Хозяйка двора согласна была бы и ещё задержать их немного, но Лизавета ни в какую не соглашалась, зная, что до родительского дома рукой подать, да и изрядно успела соскучиться по ним.

Прошка с заспанными глазами вышел готовить упряжь к дороге. Ефремушка-то предупредил, что более нигде останавливаться не будем. «Ну, это, как дорога сложится», – сам про себя подумал Прошка, не любивший заранее загадывать, но издавна принявший, как непреклонную истину, выражение: слово – серебро, молчание – золото, простодушно промолчал.

Через полчаса всё было готово для продолжения путешествия. И хоть иные путешественники европейских держав описывают зимние поездки, как чуть ли не увеселительное приключение, Лизавета на себе испытала, что радости в этом мало. Если б не срочная надобность в поездке, она едва ли стала бы вырываться из Петербурга.

Глянув на Ефремушку, заскучавшего на своём месте, Лизавета обратилась к нему:

– Ефремушка, помнишь, начал сказывать сказку, да так и не поведал. Может статься, сейчас расскажешь? Дорога дальняя…

– Вы про мужичка-то сказку, говорите, госпожа Лизавета?

– А ты разве какую-другую предлагал?

– Да других я, госпожа Лизавета, почитай, и не знаю…

– Ну, так вот. Расскажи ту, что знаешь, – не отставала от него Лизавета. Со слов Вареньки-то, она знала, что он мастер говорить. Как ей поведала Варенька: говорит хорошо, а поговорки и пословицы из него сыплются, как из рога изобилия. Но прелесть его рассказов заключалась в том, что самые простенькие истории приобретали в его устах благообразность и заставляли слушателя проникнуться всем существом, дабы не упустить что-то ненароком.

– Тогда слушайте, госпожа Лизавета. Значит, то действо происходило ещё при самом царе Горохе и ежели даже что придумаю от себя. Не принимайте близко к сердцу…

– Ой, Ефремушка, у меня уже в сердце закололо, – притворно откинулась на спинку сиденья Лизавета.

– Госпожа, коль вы так будете воспринимать, сказывать не стану, – поддержал шутку Ефремушка. – Жил, стало быть мужик в одном селе ли али хуторе, про то не ведаю, а предания не оставили никаких намёков относительно сего, жил да не тужил. А ленивый был мужик, не приведи Господи…

– Ну как наш Ефремушка, – поддразнила Лизавета рассказчика.

– Да не-е, ещё ленивее. С печи слезать, и то было лень ему, так и лежал день-деньской на печи. Маменька пока живая была, печь-то топила, а как её не стало, холод стал донимать. Но и то сказать, дело к весне, авось, да переживу, решил про себя мужичок. На улице и трава в рост пошла, слез мужичок с печки, да лёг на скамью у окна. В окно слышно, как листья шумят, птицы щебечут…

– Так, то сказка али притча? – привычная с детских лет к иному складу сказок, – поинтересовалась Лизавета. Бабушка ей в детстве тоже на ночь любила рассказывать сказки, коих знала великое множество, но она как-то иначе рассказывала.

– Как есть сказка. Оно ведь как? Не скоро сказка сказывается и не скоро дело делается.

– А не спутал ли где-то, Ефремушка? Сказка всегда скоро сказывается.

– Всё может быть, госпожа Лизавета. Ну вот, стало быть лежит он на скамейке, на голых досках и послышалось ему: слышь куманёк, в лесу, где длинный лог, в давние времена некие лихие люди клад зарыли, прежде чем их всех словили и смерти лютой предали. Возьми куманёк, лопату, да ночью сходи.