Мимо Саморядова прошла женщина за тридцать в бежевом пальто и круглой плоской шапочке. Посмотрев на человека и собаку, которые на пару застыли у разрисованной стены, женщина нахмурилась. Она решила, что Саморядов ненормальный какой-нибудь, от которого лучше держаться подальше. Это была Митина Фрида Ипполитовна, 38 лет, товаровед в сетевом магазине шаговой доступности. Женщина души не чаяла в своей пожилой кошке и любила ее больше, чем оболтуса сына. Тот курил, прогуливал уроки, сбегал из дома. Митина прошла через тяжелый развод. Она выбивалась из сил. Ее преследовало ощущение, что ее обманули. Это ощущение обмана росло как снежный ком. Она всегда была настороже. «А вдруг это скрытая камера?» – подумала женщина. Она мимоходом подозрительно огляделась, но никакой камеры не обнаружила. Просто какой-то чудик стоял у стены и вместе с дворнягой пялился на рисунок. И она прошла мимо.

Нарисовался пожилой человек, похожий на потерянного андроида. Белые длинные прямые волосы смахивали на парик. На бледном вытянутом лице застыло выражение унылой сосредоточенности. Малашин Вениамин Тимофеевич катил за собой на веревке деревянную самоделку, похожую на маленький квадроцикл. На передней поперечине под круглым деревянным рулем была прибита табличка: «5 минут – 50 рублей»… Стены его комнаты были увешаны фотографиями Ури Геллера (на него Малашин внешне был немного похож), Дэвида Копперфильда, Эмиля Кио (в свое время его выступление потрясло Вениамина Тимофеевича) Маскелайна Невилла, Жана Эжена Роббера-Удена, Гарри Гудини, Романа Абрамовича, Дерипаски, Усманова и других магов, фокусников и волшебников… Когда-то у Малашина была жена, цирковая акробатка. Она называла его малахольным и путалась с дрессировщиком тигров. Однажды на нее что-то нашло, и она в приступе гнева сломала самоделку, над которой Малашин корпел больше года. Малашин вспылил, ударил акробатку. От этой пощечины она заплакала и рано утром свалила к фокуснику… Его доставало безденежье. На пятки наступала нищета. Жизнь Малашина была испорченным, изъеденным ржавчиной механизмом. Он пытался отладить этот механизм. Но тщетно. Оставалось лишь катить на веревке деревянную самоделку.

– Чего застыл? – буркнул Малашин. – Чего там?

Саморядов вздрогнул, выходя из оцепенения. Псина у его ног тявкнула, как бы отвечая Малашину, и замахала хвостом… Саморядов проводил взглядом потерянного андроида и напоследок посмотрел на рисунок на облезлой стене. И вроде бы что-то в рисунке стало проявляться и складываться… Но нет… Саморядов разочарованно вздохнул и пошел прочь, не замечая собаку, которая дружелюбно терлась о его штанину.

Саморядова преследовали настенные рисунки. Они перепрыгивали с фонарного столба на стену, со стены на дверь, с двери на фронтон, с фронтона на рольставни, а оттуда на заброшенный ларек. Спасаясь от граффити, Саморядов не выдержал и зашел в магазин рядом со своим домом. В «Бристоле» он купил три банки темного пива. Он сел на лавочку у первого подъезда и стал прихлебывать из банки пиво, размякая и рассеянно глядя по сторонам. На тротуаре прыгали и звенели воробьи, ворона со скрежетом перелетела с дерева на дерево. Кошка шмыгнула в продух подвала. Двор был убогий и какой-то пришибленный, как и весь город. Одним словом – тоска. Захотелось куда-нибудь спрятаться, как эта кошка в рыжих подпалинах.

Вздохнув, он поднялся со скамейки. Подойдя к двери, приложил ключ-таблетку к домофону. Домофон приветливо запищал. Саморядов открыл дверь. Из подъезда пахнуло чем-то затхлым. И в тамбуре, и на стене между тамбуром и площадкой первого этажа поджидали веселые разноцветные узоры. Это были беспредметные рисунки, вроде разговоров ни о чем.