Л. Н. Толстой. Фотография М. Абади.

Фирма «Шерер, Набгольц и К°». 1854. Москва

Об одной из ребячливых проделок молодого и влюбленного Толстого не без удовольствия вспоминает Софья Андреевна в книге «Моя жизнь»: «Помню раз, мы были очень веселы и в игривом настроении. Я все говорила одну и ту же глупость: “Когда я буду Государыней, я сделаю то-то” <…> Я села в кабриолет и кричу: “Когда я буду Государыней, я буду кататься в таких кабриолетах”. Лев Николаевич схватил оглобли и вместо лошади рысью повез меня, говоря: “Вот я буду катать свою Государыню”. Какой он был сильный и здоровый, доказывает этот эпизод».

Софья Андреевна не преувеличивала, Толстой действительно всю свою жизнь старался, как сказали бы теперь, «быть в форме». Он неплохо катался на коньках (как его Константин Левин), с юности любил верховую езду и турник, причем выполнял на нем сложнейшие упражнения, а на лошади до преклонных лет ездил быстро, перескакивая овраги и не замечая, как ветки хлещут его по лицу, так, что спутники едва поспевали за ним. Толстой был очень азартен, боролся с этим всю свою юность. Неслучайно сцена карточного проигрыша Николая Ростова описана так живо и с таким сочувствием.

Есть воспоминание полковника П. Н. Глебова в его «Записках» о пребывании Толстого в Севастопольском гарнизоне. «…Толстой порывается понюхать пороха, но только налетом, партизаном, устраняя от себя трудности и лишения, сопряженные с войною. Он разъезжает по разным местам туристом, но как только заслышит где выстрел, тотчас же явится на поле брани; кончилось сражение, – он снова уезжает по своему произволу, куда глаза глядят». Глебов как истинный военный критикует некоторую безалаберность Толстого и его своенравие, не представляя, в какие литературные шедевры выльется этот «произвол» писателя. Важно не забывать также, что Толстой сам решил поехать в Севастополь и сам «из патриотизма, который вдруг нашел на меня» подал рапорт о переводе в армию, хотя мог бы это время «пересидеть» на Кавказе, где было безопаснее.

Толстой любил грубоватый солдатский юмор. В черновиках у него немало набросков солдатских разговоров, из которых хочется привести один (с сохранением орфографических особенностей наброска): «Разговор духовно-поэтический – о мертвецах – о 24-м – о политике – этнография и география – шуточный с Васиным. —

Волков молодой розовый солдатик с височками Александр I, – Я нынче сон видал, будто меня мать кашей кормила.

Кузьмин бакенбардист, 1-й №. И что ни приснится! другой раз летаешь.

Волков. И так будто хорошо, выше хат, меня раз за ногу поймал солдат Мельников, а то офицер что-то хотел надо мной сделать, я взял и улетел от него. —

Абросимов. И что это такое значит, братцы мои, что летаешь?

3-й. Душа летает —

4-й. Да, это точно.

Молчание.

Молодой и красивый солдат с немного жидовской физиономией. Куда же она летаит? —

3-й. Известно в кабак. Куда больше».

С таким же сочувствующим юмором описано ухаживание солдат за «прекрасной докторшей» в «Войне и мире». «Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.

– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.

– Да мне не сахар, мне только чтоб вы помешали своею ручкой.

Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто-то.

– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.