– Сегодня?

– Вы же знаете, я нетерпелив.

– Сударь, сперва надо попробовать.

Бальзамо взял прядку и стремительно поднялся в комнату к Лоренце.

«Итак, сейчас я узнаю тайну этой монархии, – говорил он себе по дороге, – сейчас я проникну в скрытый замысел Господа».

И прежде чем отворить таинственную дверь, он прямо через стену погрузил Лоренцу в сон. Поэтому молодая женщина встретила его нежным поцелуем.

Бальзамо с трудом высвободился из ее объятий. Трудно сказать, что причиняло несчастному барону горшие муки – упреки, которыми осыпала его красавица-итальянка, когда бодрствовала, или ее ласки, когда она спала.

Наконец ему удалось расцепить прекрасные руки, обвившиеся вокруг его шеи.

– Любимая моя Лоренца, – проговорил он, вкладывая ей в руку бумажку, – ты можешь мне сказать, чьи это волосы?

Лоренца взяла локон и прижала к груди, потом ко лбу; хоть оба ее глаза были открыты, во сне она все видела умом и сердцем.

– О! Их похитили со славной головы, – сказала она.

– Вот как? Счастлива ли та, которой они принадлежат?

– Может быть…

– Подумай хорошенько, Лоренца.

– Она может быть счастлива: жизнь ее еще ничем не омрачена.

– Однако она замужем?

– О! – с нежным вздохом воскликнула Лоренца.

– Ну же, что такое? Что ты хочешь сказать, моя Лоренца?

– Она замужем, дорогой Бальзамо, – добавила молодая женщина, – однако…

– Однако?

– Однако…

Лоренца снова улыбнулась.

– Я ведь тоже замужем, – сказала она.

– Разумеется.

– Однако…

Бальзамо изумленно смотрел на Лоренцу; несмотря на то что молодая женщина была погружена в сон, лицо ее залилось целомудренным румянцем.

– Однако? – повторил Бальзамо. – Говори же.

Она снова обвила руками шею возлюбленного и, спрятав лицо у него на груди, сказала:

– Однако я девственница.

– Значит, эта женщина, принцесса, королева, – вскричал Бальзамо, – притом что она замужем…

– Эта женщина, принцесса, королева, – повторила Лоренца, – такая же невинная девственница, как я; она даже еще чище, еще невинней, потому что не любит никого так, как люблю я.

– Это судьба! – прошептал Бальзамо. – Благодарю тебя, Лоренца, я узнал все, что хотел.

Он поцеловал ее и бережно сунул в карман локон; срезав у Лоренцы прядку ее черных волос, он сжег их на свечке и собрал пепел в ту бумажку, в которую был завернут локон дофины.

Затем он спустился; идя по лестнице, он разбудил молодую женщину.

Прелат нетерпеливо ждал, снедаемый сомнениями.

– Ну что, господин граф? – спросил он.

– Прекрасно, монсеньор!

– Что сказал оракул?

– Что вы можете надеяться.

– Он так сказал? – вне себя от волнения воскликнул кардинал.

– Судите сами, монсеньор, как сочтете нужным: оракул утверждает, что эта женщина не любит своего мужа.

– О! – вырвалось у Рогана в порыве радости.

– А волосы пришлось сжечь, – сказал Бальзамо, – чтобы по дыму определить истину; вот пепел, я весь его собрал с огромным тщанием, словно каждая крупинка стоит миллион.

– Благодарю вас, сударь, благодарю, я ваш вечный должник.

– Не стоит об этом говорить, сударь; позвольте дать вам только один совет: не глотайте этот пепел вместе с вином, как подчас делают влюбленные, это влечет за собой столь опасную тягу к предмету вашей любви, что страсть ваша станет неизлечима, между тем как сердце возлюбленной, напротив, охладеет.

– Вот как! Хорошо, я остерегусь, – отвечал потрясенный прелат. – Прощайте, граф, прощайте.

Спустя двадцать минут карета его высокопреосвященства встретилась на углу улицы Пти-Шан с экипажем герцога де Ришелье и едва не опрокинула его в одну из огромных ям, вырытых на месте, где строился какой-то дом.

Двое вельмож узнали друг друга.

– Это вы, принц! – с улыбкой сказал Ришелье.