На Андреа было голубое шелковое платье с удлиненным лифом; талия у нее была перетянута, как у осы. Платье ее спереди распахивалось, позволяя видеть нижнюю юбку из муслина с тремя рядами вышитых оборок; коротенькие рукава, также из вышитого муслина, с фестонами, ниспадавшими с самого плеча, гармонировали с вышитой косынкой в сельском стиле, целомудренно прикрывавшей грудь девушки. Волосы м-ль Андреа были просто подобраны с помощью голубой ленты той же ткани, что и платье; локоны, обрамляя щеки, падали ей на воротник и на плечи длинными и густыми кольцами, оттеняя куда лучше, чем модные в ту эпоху перья, эгретки и кружева, ее гордое и скромное лицо с чистой и матовой кожей, которой никогда не касались румяна.
На ходу Андреа натянула белые шелковые митенки на руки с самыми тонкими и округлыми пальчиками, какие только возможно себе представить; острые высокие каблуки ее туфелек из нежно-голубого атласа впечатывались в песок, которым были посыпаны дорожки сада.
Войдя в павильон Трианона, она узнала, что дофина прогуливается по саду с архитектором и старшим садовником. С верхнего этажа доносился визг токарного станка, на котором дофин вытачивал надежный замок для своего любимого сундука.
В поисках дофины Андреа пересекла партер с клумбами, где, несмотря на осеннюю пору, цветы, которые ночью были заботливо прикрыты, поднимали теперь свои побледневшие головки навстречу мимолетным лучам солнца, соперничавшего с ними бледностью. Близился вечер, в это время года в шесть часов уже начинает темнеть; младшие садовники уже накрывали стеклянными колпаками самые зябкие растения на грядках.
Идя в обход по аллее вдоль зеленых шеренг стриженых грабов, окруженных кустами бенгальских роз, Андреа внезапно заметила одного из садовников, который, видя ее, разогнулся над своим заступом и отвесил ей более искусный и любезный поклон, чем можно было ожидать от простолюдина.
Она всмотрелась и узнала в подмастерье Жильбера, чьи руки, несмотря на работу, были все еще достаточно белы, чтобы повергнуть в отчаяние г-на де Таверне.
Андреа невольно покраснела; ей показалось, что сама судьба благоволит к Жильберу, если он очутился здесь, в Трианоне.
Жильбер поклонился еще раз, и Андреа на ходу ответила на его поклон.
Но, будучи прямодушным и честным созданием, она уступила душевному порыву и решила получить ответ на вопрос, мучивший ее неспокойную совесть.
Она вернулась, и Жильбер, который тем временем, побелев, мрачно провожал ее взглядом, тут же ожил и одним прыжком подскочил к ней поближе.
– Итак, вы здесь, господин Жильбер? – холодно произнесла Андреа.
– Да, мадемуазель.
– Как вы сюда попали?
– Нужно же как-то жить, мадемуазель, причем жить честно.
– Вам, знаете ли, повезло.
– Да, очень, мадемуазель, – ответствовал Жильбер.
– Как вы сказали?
– Я говорю, мадемуазель, что совершенно согласен с вашими словами: мне и впрямь повезло.
– Кто вас сюда устроил?
– Господин де Жюсьё, мой покровитель.
– Вот как! – изумилась Андреа. – Вы знакомы с господином де Жюсьё?
– Он друг первого моего покровителя, моего наставника господина Руссо.
– Что ж, не падайте духом, господин Жильбер, – сказала Андреа и собралась идти дальше.
– Мадемуазель, ваше здоровье поправляется? – спросил Жильбер дрожащим голосом, который, казалось, проделал трудный путь, идя прямо из сердца, трепетавшего при каждом его звуке.
– Поправляется? Что вы хотите этим сказать? – холодно осведомилась Андреа.
– Я… несчастный случай…
– Ах, вы об этом… Благодарю, господин Жильбер, это пустяки, я вполне здорова.
– Да ведь вы чуть было не погибли! – с трудом превозмогая волнение, сказал Жильбер. – Вы были на волосок от смерти.