Дрожащими руками Матвей развернул холстину, и на свет появилась берданка – новая, в смазке. Новый не истертый приклад, блестящий ствол. Матвей приложился – приклад удобно уперся в плечо, как будто друг руку положил. Матвей поднял на отца сияющие глаза и не стал ничего говорить. Все и так было ясно. А мама смотрела на него и грустно улыбалась.

А потом Игнат попросил гармонь и так урезал, что ноги сами пустились в пляс! Матвей улучил момент и сказал ему:

– А зачем же ты сказал, что играть не умеешь?

– А я только что научился. – Игнат подмигнул ему, тряхнул соломенными волосами и заиграл еще пуще…

Прошла неделя. Матвей изнывал от нетерпения пострелять из берданки. Но отец запретил.

– Сначала научись разбирать и собирать с закрытыми глазами, ходить за оружием. Пойми, как оно работает. И потом только учись стрелять. Иначе навредишь.

Сказал как отрезал. Когда отец говорил таким тоном, спокойными рублеными фразами, спорить с ним было бесполезно.

И Матвей учился. Разбирал и собирал, смазывал, чистил, прикладывал к плечу и долго выцеливал, привыкал к весу винтовки в руках, учился с ней ходить. Брал ее с собой в лес и ходил, постепенно переставая ощущать вес на плече.

Наконец пришел день, когда отец утром сказал:

– Собирайся, в тайгу поедем. Ружжо не забудь.

Матвей обрадовался, засуетился, собирая все потребное в дорогу… Вот все готово, пора. Сначала – на пасеку, проверить. Потом – зимовье. Попутно – по еланям посмотреть травы.

…Телега привычно тряслась на ухабах, Серко бежал рядом, иногда ныряя в высокую траву. В воздухе висел гул комаров и слепней, солнце неярко светило сквозь тонкую пелену знойных облаков. Такие бывают после долгой жары, затягивают тонкой кисеей небо и не пускают жару к земле, создавая парник. Земля парит, предвещая близкую грозу. Воздух настаивается на терпких запахах полевых трав и влажной земли, хвои и листвы, становясь густым и плотным. И разливается вокруг такое тревожное ожидание. Кузнечики поют как-то не вместе, по одному. А комары и оводы атакуют особенно зло. И даже птицы поют так, будто боятся криком прорвать эту тонкую пелену. И тогда на землю хлынет…

Матвей сидел, поглаживая берданку и поглядывая вперед, на дорогу. Коробка с патронами стояла тут же, рядом. Да и в поясном мешке лежал десяток.

Телега закатилась в лес, и звуки как отрезало. В лесу стояла тишина. Ни ветерка, насекомых не слышно. Все приготовилось к грозе. Отец настегивал лошадку, торопясь успеть до дождя.

Матвей же соскочил с телеги и принялся обрывать березовые ветки с уже основательно проклюнувшейся листвой – самая пора веники вязать. Оборванными ветками начал укрывать сложенный в телеге провиант, патроны и оружие. Отец только одобрительно глянул и подстегнул лошадку в очередной раз…

До пасеки они добрались как раз к моменту, когда в небе тяжело прокатился первый гулкий раскат грома. Подул ветер, срывая и унося в сторону липкую паутину знойных облаков, освежая своим влажным прохладным дыханием. И березки весело зашумели листьями, зашептались, радуясь его приходу.

Они быстро стаскали все в шалаш, привязали лошадь и поставили телегу на попа, облокотив ее на сосенку возле шалаша. Пошли было осматривать пасеку, но громкий раскат грома прямо над головой загнал их в шалаш. И тут же небеса разверзлись! Ливень хлынул стеной, как будто в небе кто-то перевернул бездонное ведро и вода лилась из него сплошным потоком. Белая стена дождя, сначала почти горячего, накрыла пасеку, гулко стуча по ульям и стенкам шалаша, по телеге и быстро наполняющимся ведрам и котелку. Батя курил, и дым никак не мог выйти за пределы шалаша, оседал на землю, наполняя все вокруг запахом самосада. Гром гремел не переставая, трескучие молнии разрывали тучи над самой головой. И вдруг одна из молний угодила точно в верхушку стоящей перед ними сосны. Матвей видел, как молния ударила в дерево и застыла на пару мгновений в воздухе, а затем с оглушительным треском сосна лопнула, полетела щепа и запахло горелым деревом. Лошадь забилась на привязи, приседая на задние ноги, и бешено дергая головой. Отец выскочил под дождь, начал ее успокаивать.