– Бери-бери. – Игнашка вручил гармонику Матвею. – Я на ней играть все равно так и не научился. Нету во мне музыки. А ты вон постоянно что-то напеваешь. Значит, музыка в тебе есть. И вообще, ты мне друг или портянка?

– Спасибо! – Матвей присел на крыльце и попробовал растянуть гармонь. Она протяжно всхлипнула. Матвей вскочил, забежал в дом, оставил там гармонику, и рванул обратно.

Игнашка уже нетерпеливо приплясывал за воротами.

– Ну чего ты возишься? Пошли скорей на плес купаться, наши все там уже!

И они бегом помчались по дороге вниз, к реке. Матвей бежал и чувствовал, что еще чуть – и он оторвется от земли, взлетит, так много энергии было в нем, так полнила сила его мышцы, так просила полета его душа. Он бежал и счастливо улыбался. Он давно уже обогнал Игнашку, и тот бежал где-то сзади, просил подождать. Но Матвей не мог остановиться, даже если бы захотел…

Вылетев на берег, Матвей промчался мимо остолбеневших мальчишек и девчат и с разбегу, с полного ходу прыгнул в реку. Он летел над водой и очень хотел растянуть этот миг! Ему казалось, что он долетел до середины немаленького плеса. В воду ухнул шумно. Погрузился с головой, и все звуки как отрезало тонкой пленкой воды. Только биение сердца и приглушенный водой плеск. Матвей открыл глаза – Чарыш нес его под водой очень быстро, и он рванулся вверх, толкнувшись ото дна и загребая руками. Легкие горели от нехватки воздуха, и перед глазами вставали красные круги. Но Матвей был спокоен – Чарыш любил его. И Матвей не забывал бросить в его воды краюху хлеба, поблагодарить за ласку.

Вырвавшись на поверхность, Матвей заозирался – далеко ли унесло его течение? Оказалось, далеко. Короткими саженками он поплыл к берегу, беря по диагонали – так легче было преодолевать течение. Выбравшись на берег, стянул с себя мокрую рубаху из грубой домотканой холстины и растянулся на травке, восстанавливая дыхание. Полежав так немного, поднялся, отжал штаны и рубаху, и пошел к ребятам.

Те встретили его шумными поздравлениями, похлопываниями по плечу и дружескими тычками в бок. А Анюта, худенькая и зеленоглазая, неловко чмокнула его в щеку, страшно покраснев. Матвей почувствовал, как щеки и уши его наливаются жаром. А в голове металась всего одна глупая мыслишка: «А чего это она? А?»

Ребята тут же подметили это, да и как было не подметить – всего двое из них были такого замечательного пунцового колера, что можно было темные углы освещать, и принялись подтрунивать:

– Тили-тили-тесто! Жених и невеста!

Матвей вскинулся было, но тут же остыл – ребята веселились от души, не хотели обидеть. А вот Анюта, закрыв лицо руками, побежала прочь. Матвей не пошел за ней – незачем. Захочет – вернется и будет веселиться со всеми.

Они купались, доставали со дна камешки, переплывали плес туда и обратно, стараясь, чтобы не снесло течением слишком далеко. Побеждал тот, кто выходил на свой берег ближе всех к теплившемуся на берегу костерку. Матвей побеждал сегодня во всех состязаниях – это был его день.

А потом они пошли к нему домой, где мама с отцом уже приготовили на улице большой стол, уставили его пирогами да наваристой ухой. Посреди стола красовался большой запеченный гусь с яблоками.

Все расселись шумной гурьбой. Анюта тоже пришла. Матвей сел с одного торца стола, отец с мамой – с другого. Отец поднялся, одернул рубаху, огладил бороду:

– Ну, сынок, вот ты и повзрослел. Теперь, если что со мной случись, будешь ты главным в доме. Ну-ну, мать, – приобнял вскинувшую на него глаза жену, – будет. Сын наш вырос. Поздравляю тебя, сынок.

С этими словами отец извлек из-под стола и протянул Матвею длинный сверток. Сердце забухало в груди, он боялся поверить глазам, но руки уже сжимали в руках, ощущали тяжелую надежность винтовки.