Родители обожают рассказывать эту историю знакомым.

Я даже не уверен до конца, почему Креншоу оказался котом, а не собакой, или аллигатором, или трёхголовым тираннозавром.

Когда я пытаюсь вспомнить всю свою жизнь, она представляется мне чем-то вроде постройки из Лего, в которой не хватает важных деталек, вроде фигурки робота или колёсика монстр-трака. Ты изо всех сил стараешься собрать конструктор, но понимаешь, что на картинку на коробке он не походит.

Казалось бы, я должен был подумать: «Ого, со мной разговаривает кот, такое нечасто случается на парковках рядом с шоссе».

Но я помню лишь, что думал, как же здорово иметь друга, который любит фиолетовые мармеладные бобы так же сильно, как я.

Спустя пару часов после загадочного появления мармеладных бобов во время хлопьебола мама дала нам с Робин по бумажному пакету. Она велела нам сложить туда сувениры на память. Кое-что из наших вещей отправится в воскресенье на гаражную распродажу, кроме самого важного, вроде ботинок, матрасов и нескольких тарелок. Родители надеялись выручить достаточно денег, чтобы оплатить долг за квартиру, а если повезёт, то и счёт за воду.

Робин спросила, что такое сувенир на память. Мама ответила, что это предмет, который тебе дорог. А потом добавила, что вещи не так уж и важны, до тех пор пока мы есть друг у друга.

Я спросил, какие сувениры оставят они с папой. Она ответила, что на первом месте у них, пожалуй, будут гитары и, возможно, книги, потому что без них никуда.

Робин сказала, что точно оставит себе книжку про Лайла.

Самая любимая на свете книга моей сестры – это «Дом на 88 Восточной улице». Она про крокодила по имени Лайл, который живёт в семье людей. Лайл любит купаться в ванне и гулять с собакой.

Робин знает в ней наизусть каждое слово.

Позже, когда пришло время ложиться спать, папа стал читать Робин книжку про Лайла. Я стоял у двери в её спальню и слушал, как он читает. Он, мама, Робин и Арета умостились на матрасе сестры. Матрас лежал на полу. Саму кровать собирались продать.

– Иди к нам, Джексон, – позвала мама. – Тут полно места.

Папа у меня высокий, да и мама тоже, а матрас у Робин крохотный. Места там не было.

– Да мне и тут неплохо, – ответил я.

Глядя на моих родных, собравшихся вместе, я почувствовал себя родственником из другого города. Я вроде как был с ними связан, но не так сильно, как они были связаны между собой. Отчасти оттого, что они здорово походили друг на друга – светловолосые, сероглазые и жизнерадостные. У меня же волосы и глаза темнее, да и настроение иногда мрачное.

Без вещей комнату Робин было не узнать. Разве что розовая лампа осталась. И отметки на стене, которые показывали, насколько она выросла. И красное пятно на ковре – Робин как-то пролила клюквенно-яблочный сок. Она практиковалась отбивать мяч и немного увлеклась.

– ВЖУХ, ВШУХ, ПЛЮХ, ХЛЮП… – читал папа.

– Не «хлюп», папочка, – заметила Робин.

– Хлоп? Бульк? Вшух?

– Не валяй дурака, – сказала она и ткнула его в грудь. – Там «шлёп»! «Шлёп», я точно знаю!

Я сказал, что, по-моему, крокодилу не понравилось бы купаться в ванне. Я недавно прочёл целую библиотечную книгу о рептилиях.

Папа велел мне не придираться.

– Вы знали, что челюсти крокодила можно сомкнуть аптечной резинкой? – спросил я.

Папа улыбнулся.

– Не хотелось бы мне стать первым, кто проверит это на практике.

Робин спросила маму, была ли у меня в детстве любимая книжка. Она не стала спрашивать у меня напрямую, потому что дулась из-за моего замечания насчёт ванны.

Мама ответила:

– Джексон обожал «Яму – для того, чтобы её рыть». Помнишь эту книжку, Джексон? Мы тебе её, наверное, целый миллион раз читали.