Соня молчала. Козлов воспринял её молчание как крик о помощи.

– Так и быть, на первый раз помогу, – милостиво согласился он.

И сам смонтировал сюжет, а потом кое-что дописал по тексту.

В тот вечер Соня смотрела новости совсем по-другому. Ей было обидно до слёз, но, когда после «истерзанной» Козловым картинки, ведущий новостей сказал, что «на счету этой группы подростков множество дерзких хулиганских выходок, в том числе и нашумевшее недавно убийство студента из Марокко», Соня поняла, что Лёня всё-таки иногда бывает прав. Она-то знала, что марокканца убили другие ребята (убитый пытался кинуть местного авторитета во время сделки по наркоте).

После этого случая ей пришлось какое-то время пожить у Лёни. Обиженные скинхеды вырезали на двери только что приобретенной ею квартиры разнообразные знаки и символы, подожгли новехонький придверный коврик, а в почтовый ящик подкинули дохлую мышь.

– Скажи спасибо, что вообще не спалили, – злорадствовал Лёня, когда она попросилась пожить у него несколько дней, – Как? Нашла правду?

Соня мрачно молчала. Уйти с телевидения означало быть совсем неправой, потерпеть поражение. А ведь она так стремилась к самостоятельности. И потом все-таки в глубине души она верила, что может «победить систему» и сделать этот мир чуточку лучше.

И Соня осталась. Она больше не гонялась за «жареными» фактами. Стабильно собирала скучные губернские и городские новости, поэтому вскоре стала незаменимой, если надо было, рассказать о городской думе или бюджете области, осветить добрые дела губернатора и прочих солидных людей. За это платили!

Зарплата её значительно возросла, совесть более или менее успокоилась. Герои сониных репортажей были счастливы – такие портреты, хоть на стенку вешай.

Когда после очередного продолжительного запоя Козлова всё-таки уволили, Соня заняла его место. Теперь, если какому-нибудь высокому начальству вдруг надобился PR, обращались к ней. Она использовала оригинальный и беспроигрышный прием – находила действительно хорошее дело, предлагала «серьезному человеку» его спонсировать, а за это расписывала спонсора как красное яичко. Таким образом, все были довольны. И Соня прослыла местной знаменитостью. Её принимали «в обществе», но она не обольщалась насчёт своей популярности.

Канал «Говорит и показывает» хоть и принадлежал частному лицу, продвигал в жизнь в основном интересы местных властей. Сонина задача, как шеф-редактора, в первую очередь, состояла в том, чтобы, сохраняя лояльность, все-таки не нарушать законов жанра. Телевидение есть телевидение и, если канал не объявлен полностью развлекательным, то без политики, криминала, чего-нибудь «желтого» или «горячего» не обойдёшься.

Рецепты приготовления сюжетов и программ в общем были те же, что и везде, а в частности, отсутствовали международные происшествия и колбасня высших правящих кругов. Поощрялись хвалебные песни в адрес главы администрации области – счастливые слёзы облагодетельствованных пенсионеров, ангельские личики накормленных сирот и тому подобное.

Кое-кого можно было просто втоптать в грязь, а «известно-кого» нельзя было и пальцем тронуть.

За 2 года работы редактором Соня поднаторела в таких делах. Ей доверяли. Её уважали.

Теперь у неё всё было хорошо: достаток, квартира, статус. Она даже воплотила в жизнь детскую мечту – написала книжку, которую опубликовали и попросили написать ещё.

Лёня периодически дарил ей дорогие подарки – шубки, брюлики и т.п., и даже уже не пытался сделать из неё домохозяйку. Они продолжали жить порознь и даже развелись официально, чтобы ни у кого не возникло неожиданных неприятностей в связи с родом деятельности. Встречались несколько раз в неделю и были вполне довольны друг другом. Об этой связи теперь знали только близкие родственники да совсем уж близкие друзья вроде Юльки.