Свобода (от лат. liberalis) это вовсе не аналог русскому слову «воля». Свобода означает прежде всего ответственность за разумно выбранный образ жизни, поведения. Как правовые, так и политические, экономические, социальные составляющие либерализма, рассматриваются по жестким критериям рационализма, теории, согласно которой по крайней мере часть нашего знания имеет своим источником разум, лишенный поддержки чувственных данных, и потому мы можем знать о вещах то, что недоступно органам чувства, и можем знать это с гораздо большей достоверностью, чем это позволяют нам органы чувств.

И. Берлин дает развернутое понимание рационализма. С его точки зрения, знание освобождает нас не тем, что представляет больше возможностей, а тем, что предохраняет от разочарований, которыми чреваты попытки совершить невозможное. Желая, чтобы непреложные законы были не тем, что они есть, мы становимся жертвами иррационального стремления к тому, чтобы что-то было Х и не Х одновременно. Пойти дальше и считать, что законы эти – другие, чем то, что они из себя по необходимости представляют, может только безумец. Такова метафизическая сердцевина рационализма. Заложенное в нем понимание свободы – не «негативное» представление о пространстве без препятствий (в идеале), о вакууме, где ничто не загораживает мне путь, а представление о самоконтроле и самосостоянии. Я делаю все по собственной воле. Я – разумное существо; если я убедился, что то или иное не может быть другим в разумном обществе, т. е. в обществе, которое разумные люди направляют к целям, какие и должны ставить, я не захочу устранять их со своего пути. Я приму их, впитаю как законы логики, математики, физики, искусства – словом принципы, управляющие всем, что я понимаю и потому принимаю, и разумные цели, которые никогда не помешают мне, поскольку я не хочу, чтобы они стали другими. В этом и состоит позитивная доктрина освобождения человека через разум.[72]

Критики рационализма – мыслители консервативного направления, говорят, что либералы «очеловечили» все, даже Бога. В каком-то смысле так оно и есть. Однако российскому человеку, особенно если он имеет склонность иногда задумываться, хочется немножко рациональности хотя бы потому, чтобы уйти от нашего прогнозируемого сценария «хотели как лучше, а получилось как всегда». Одна из особенностей нашей жизни состоит в том, что мы увлекаемся идеями, повсеместно уже отвергнутыми. И в этой связи разумность вовсе не повредит.

Идеи естественного права, общественного договора, прав и свобод человека являются юридическим фундаментом либерализма. Всем этим категориям либеральные теоретики придали строго рациональный характер. Как справедливо указывает А. М. Величко, требование рационального осмысления и рационального «оправдания» прав как характерная черта западного правосознания является объективной предпосылкой обоснования принципа индивидуализма.[73]

С точки зрения либерализма, не всякий закон личность должна воспринимать как право. Если этот закон противоречит разуму, «естественным» правам, то его вовсе необязательно выполнять. Оправдание этих посылок может заключаться только в признании человека абсолютной ценностью, причем в таком аспекте, что его индивидуальная свобода представляет собой единственную нравственную ценность, которая не сопоставима с другими. Конечно, сам факт образования государства играет объективную роль, независимую от воли человека, но последующая политическая деятельность становится немыслимой без воли лица, без его политического участия. Не случайно на заре развития естественно-правовой доктрины именно договорная теория образования государства получает невиданный успех: это, на наш взгляд, совершенно последовательное восприятие мира «через человека и для человека», совершенно органично для данной доктрины, и если в последующем от данной идеи пришлось отказаться, то не в связи с методологическими трудностями доказывания, а исключительно по причинам ее абсурдности и несоответствия многочисленным историческим фактам, которые не дают примеров «антропоцентрического» построения социального мира.