А.С. Суворин писал 6 ноября в «Новом времени»: «Если завтра эти молодцы (радикалы. – А. С.) арестуют графа Витте и посадят его в Петропавловскую крепость вместе с собственными его министрами, я нимало не удивлюсь». А через пять дней, 11 ноября, первое перо «Нового времени» М.О. Меньшиков обвинил премьера в провокации: «Я допускаю, что граф Витте потворствует революции, но лишь затем, чтобы ее скорее убить… не правительство первое страдает от анархии, а общество. От повышения цен на мясо вдвое и втрое страдают не министры. Тот же народ, те же рабочие начнут облаву на революцию, и она будет убита, как хищный зверь, намеренно выпущенный из клетки».

Бессилие правительства перед нарастающей смутой все более и более тревожило императора и восстанавливало его против премьера. 10 ноября Николай II писал матери-императрице Марии Федоровне: «Все боятся действовать смело, мне приходится всегда заставлять их (министров) и самого Витте. Могу тебя уверить, что с моей стороны делается все, чтобы облегчить его трудное положение. Но не могу скрыть от тебя некоторого разочарования в Витте. Все думали, что он страшно энергичный и деспотичный человек и что он примется за водворение порядка прежде всего. Между тем действия кабинета Витте создают страшное впечатление какой-то боязни и нерешительности»^>22. Это было написано через три недели после Октябрьского манифеста.

Разочаровавшись в премьере, Николай II ищет опоры в гвардии, в течение ноября – декабря он в сопровождении императрицы и наследника посещает гвардейские полки, встречается с офицерами, устраивает смотры и парады.

Гвардейские офицеры уже в ноябре требуют ареста Витте и перехода к военной диктатуре. С большим трудом их удается успокоить командующему гвардией великому князю Николаю Николаевичу, пообещавшему лично их возглавить в таком перевороте, если обстоятельства этого потребуют. Император в беседах и встречах с офицерами, монархическими депутациями неизменно подтверждал верность принципам Октябрьского манифеста, курсу политического разрешения кризиса. «Манифест, – заявлял он депутациям, – есть полное убежденное выражение моей монаршей воли… не сомневаюсь, что вы пойдете не по иному, как только по предначертанному мною пути», и добавлял: «Объединяйтесь, русские люди, я рассчитываю на вас»^>23.

Восстание на Пресне в Москве показало, что на сей раз спасение монархия нашла в решительных действиях гвардии, оставшейся верной престолу.

Николай нетерпеливо, но напрасно ждал от своего эксперимента с конституционным строем практических результатов. А когда просчет Витте стал очевиден, отношение царя к премьеру начало быстро, круто меняться. Письма Николая к матери позволяют проследить этот обвал разочарований:

9 ноября: «Очень странно, что такой умный человек (Витте) мог ошибаться в своих прогнозах незамедлительного умиротворения».

23 ноября: «Каждый боится предпринимать решительные действия. Я пытаюсь заставить их, даже самого Витте, действовать более энергично. У нас не привыкли брать ответственность на себя, все надеются, что получат нужные указания, которые, при всем том, они не будут выполнять».

14 декабря: «Теперь он (Витте) готов арестовать всех главарей восстания. Когда же я все последнее время пытался заставить его сделать это, он уверял, что в состоянии управлять без применения крайних мер».

25 января 1906 года: «Что касается Витте, то после московских событий он радикально изменил свои взгляды; сейчас он хочет вешать и расстреливать всех. Я никогда не видел большего хамелеона. Таковы, естественно, причины, почему ему более никто не верит. Он окончательно потопил себя в глазах всех»